И Клим не успел моргнуть, как оказался в бильярдной, испытав пароксизм зависти к гаринскому благоустройству. Все-таки, если собрать в один пестрый пучок все его противоречивые желания от навязчивых до мимолетных, то оттенок бильярдного сукна едва ли не выбился бы в тройку лидеров цветовой гаммы. Словом, ежели старый приятель будет время от времени впускать его в эту волшебную комнату и оставлять ему на ночь матрасик на полу, то большего никто на этой земле для Бурова К.В. сделать не в силах. Не сказать, чтобы Клим был помешан на бильярде, он мог годами к нему не притрагиваться, но воздействие этого созерцательного занятия на его мыслительный процесс оставалось магически неизменным. Ничто так не помогало Климу в решении житейских головоломок, как погонять шары на сон грядущий.

Выслушав климовы расплывчатые умозаключения насчет Лизы Чегановой, Сильвестр остался разочарованным:

— Эти абстракции я б тебе и сам на уши навешал. Я думал, ты мне по физиономии определишь преступные наклонности. Помнишь, ты все приводил в пример какого-то перца, который вывел теорию… в общем, как по внешности определить мошенника или убийцу.

— Этого перца, как ты выразился, звали Чезаре Ломброзо. Но Господь с тобой, я полагаю, здесь не тот случай! — Клим не удержался от усмешки. — А что случилось-то, скажи толком!

— Понимаешь, у меня произошла утечка одной информации. Очень серьезной. Вдаваться в детали пока не буду, меньше знаешь — крепче спишь. Все это паршиво! Не то, чтобы я подозреваю одну Лизу. Она просто могла это сделать физически. Просто подойти и взять диск с этой инфой. Из вредности… знаешь, как делают стервы: что не съем, то понадкусываю!

Клим испытал облегчение, тут же перешедшее в еле ощутимое недоверие к совпадениям. "Интересно девки пляшут! Никогда не угадаешь…" И тут же, поддаваясь беспокойному настрою Сильвестра спросил:

— Она была в курсе, что на этом диске?

— Нет, разумеется!

Силя потер переносицу и патетически уставился куда-то в пол, словно представляя, что могло бы случиться, если бы Лизхен «разбиралась» в роковой пропаже.

Клим продолжил осторожные расспросы:

— Она у тебя работает?

— Работала. Ее притащил Гогель… то се, поныл, типа возьми девчонку. Я взял ее на пробу. На крупье учиться. У нее не вышло. Там мозги нужны математические. Короче, считать быстро. Работа ну не то, чтобы адская, но напряженная. Сообразительность требуется, внимание, быстрая реакция… в общем, не для всех. Она сама поняла, что не справляется…

— Тогда почему она на твоем дне рождения? Вы остались друзьями? — не без яда с голосе поинтересовался Буров.

— Ну… Собакин ее привел, что мне ее, за дверь выставлять? К тому же я совершенно не уверен, что это ее рук дело… — минорно отозвался Силя, почесывая кием шею и обдумывая, очевидно, свою вчерашнюю бильярдную комбинацию.

— Это не ее рук дело. Просто ты с ней спал, а она мечтала сопровождать тебя в заграничные командировки, но ваши устремления слегка разошлись. И теперь тебе кажется, что в отместку девушка решила тебя подставить или шантажировать. Я правильно излагаю?

— Вот ты и сам все понял…

Силя отложил игру и плюхнулся в кресло с видом нашкодившего пса благородных кровей, в котором конфузливость безуспешно борется с самодовольством. На несколько минут воцарилось молчание, потом он разразился неловкой оправдательной речью:

— Видишь ли, она не то чтобы хотела сопровождать меня куда бы то ни было, но…в общем претендовала на большее. Не могу даже теперь сказать, в чем это конкретно выражалось. Звонила, например… не люблю я этих соплей! Мы взрослые люди, у меня семья, что вообще за претензии! Мы переспали-то всего два раза! Кстати, почему ты уверен, что она не виновата?

— Потому что! — Клим не собирался обнародовать свой ход мыслей. Во всяком случае, сейчас.

Силя вздохнул, потушил окурок и вальяжной походкой вернулся в гостиную. Лицо его немедленно изобразило усталую беззаботность стареющего плейбоя. Что-что, а быстрое перевоплощение — по-прежнему его конек.

Тем временем вечеринка уже вошла в стадию вседозволенного хаоса, когда для основного контингента реальность уже значительно преобразилась, а "крепкие орешки" могут спокойно раскуривать сигару при дамах. Впрочем, на такие вольности сейчас никто бы не насмелился: Марго громко страдала от духоты, требовала раскрыть окно и смотрела на нарастающий размах вечеринки глазами голодной левретки. Нонна, улизнувшая от Маргариты, напротив, раскраснелась от хмельных паров и гоготала от утонченных анекдотов Квасницкого. Элечка же пылко уговаривала Тимура собраться и всем махнуть в казино. Потому что она, имея такое окружение, так ни разу и не поддалась порочной игорной страсти, и это возмутительное упущение нужно немедленно исправить…

Вскоре опечаленная мадам Мунасипова и вовсе удалилась в спальню. В тот момент к ней подсел ее невозмутимый супруг, который с брутальной покровительственной нежностью чмокнул ее в макушку. Сжатая в его объятиях, Марго недоверчиво съежилась. Она не жаждала заполучить Тимура в утешители. "Я, пожалуй, пойду прилягу", — сказала она почти шепотом, но в голосе отчетливо прозвучали крепко сплетенные сожаление и угроза. Буров находился неподалеку, и потому прекрасно расслышал фразу. Он исподволь заметил, что Мунасипов хмуро откашлялся и изобразил озабоченность государственного масштаба. Видимо, отход ко сну столь противоречивой стихии, коей предстала его супруга, требовал определенных усилий и ритуалов от Тимура, но, пожалуй, он переигрывал. Потому как, проводив свою ненаглядную в опочивальню, Мунасипов вернулся неприкрыто облегченным и жаждущим фейерверка жизни.

От чего он воспрял, быстро выяснилось. Напористые заигрывания с Лизхен пусть не сразу, но возымели толк. "Материальная девушка" под хмельком медленно и томно растеряла остатки светского интеллекта и, в конце концов, смирилась с тем, что на сегодня ей придется довольствоваться бесполезным флиртом. Ведь виновник торжества ускользал от нее, а Квасницкий тем паче. Клим, наконец, был удостоен обиженного внимания Иды. Она ждала его инициативы, как водится, и не дождалась. Клим быстро прикинулся валенком: "Я так понял, тебе не слишком хотелось афишировать порочащие связи", — прошептал он ей на ушко, когда пьяного Собакина уволили в диджейский запас и был единогласно объявлен белый танец. "Не мой ход мыслей, милый, — отозвалась прикорнувшая на климовом плече Дольская. — Порочащие связи для меня — предмет гордости…".

Так они мило ворковали, а потом Буров развлекся уютной болтовней с Силей и Нонной, смешил Эльку, чтобы успокоить душевное томление о Дольской, которая после их чувственного танца то исчезала, то, появляясь, скользила мимо него. В конце концов, Клим решил, что уже порядочно набрался, раз его разбередили, как выражалась матушка, "пубертатные игры". Поднимаясь в отведенную ему комнату рядом с хозяйской спальней, он слышал как где-то перебрасывались напряженными репликами Гарин и Мунасипов. Когда успели затеять спор… Словно вот-вот подерутся! Клим в пьяном смятении уже готов был поддаться миротворческому импульсу, но спорщики как ни в чем не бывало вышли из бильярдной. Где-то на заднем плане что-то расплывчатое гнусил под Бродского Гогель: