виллой! Гляди, как бы самому не хана... Капитан, что наблю­даешь? — кричит майор в открытую дверь.

— Попрятались, сволочи! Что-то гергечут, а где — не видать.

— Сейчас они бросятся. На рассвете им на­до переправиться, а мы мешаем. Старшой! — кричит Ананьев.

— Я,— спокойно отвечает старший техник-лейтенант, взводя курок нагана.

— Ты держи дверь! За тобой дверь. В окна они не впрыгнут. Высоко. А в дверь — да. Во­робей, тоже — на дверь!

Старший техник-лейтенант идет в прихожую к запертой входной двери, за ним бежит Воро­бей. Ананьев оглядывается и видит в углу блед­ное лицо стоящего в неподпоясанной гимнастер­ке Терещенко.

— А ты что?

Тот пожимает плечами.

— Оружия нет? Конечно. Капитан, вооружи арестанта! — кричит Ананьев в раскрытую дверь.

— Не полагается,— отвечает капитан.

— Черт тебя возьми! — свирепеет Ананьев.— А погибать после Победы полагается?

Разведчик от углового окна говорит:

— Эй ты! Держи! — и бросает Терещенко ли­монку. Тот ловит ее на лету.

— И давай к двери! Воробей, ко мне! Где Ва­сюков?

— А вон, слышь? — указывает Зина вверх, откуда доносится приглушенный звук очередей.

— Ах, это он! Вот молодец! Надо ему кого на подмогу.

— Не перейдешь,— говорит капитан.— Все окно разнесли, лестницу тоже.

— Ах, гадство! Ах, гадство!..

Шквал огня из парка и от реки заглушает его слова.

Начинается приступ.

Узкое подвальное помещение с маленьким за­решеченным окошком вверху. Горит свеча в ка­кой-то подвеске, и тени от нее, изламываясь, колеблются по стенам. Пауль, нагнувшись, ре­шительно извлекает из-за каких-то ящиков ав­томат и с силой вгоняет в него магазин. На дво­ре гремят выстрелы, заглушая слова и плач Ир­мы, которая хватается за одежду мужа, за его руки, потом ноги. Она падает на колени, ее ли­цо в слезах, она пытается удержать мужа, и он, по-видимому, теряет решимость. Минуту он вслу­шивается, поглаживая узкие плечи жены, стрельба вроде затихает, она поднимается на но­ги и безответно целует его лицо. На его же ли­це — напряженное внимание и ничего больше. Он весь там, наверху.

Но вот снова грохочут выстрелы, каменные стены подвала сотрясаются от нескольких взры­вов. Пауль закусывает губу и отстраняет Ирму.

Однако она не отпускает его, она обхватывает его колени, и он не решается употребить силу. Он медлит, пока в паузе между очередями не доносятся зычные крики эсэсовцев:

— Форвертс! Хайль Гитлер!

— Эсэсшвайнс! — теряет самообладание Пауль и решительно вырывается из рук жены. Та бросается следом, но он захлопывает тяже­лую дверь...

Почти совсем рассветает, в зале пыль и дым от стрельбы. Рывками бьет из пистолета через подоконник Зина,— выстрелит и присядет, вы­стрелит и присядет. Ананьев стреляет, перебе­гая от окна к окну. В одном из простенков сто­ит с гранатой в руке Терещенко.

— Товарищ майор! Товарищ майор! — кричит сержант-разведчик.— Становитесь сюда! Вы — сюда, я — сюда! — указывает он по обе стороны окна, и майор становится в соседний простенок. Но не успевает он направить в окно автомат, как в зал влетает граната. Ударившись о сте­ну, она отскакивает к столу, и разведчик, кор­шуном бросившись к ней, успевает вышвырнуть ее обратно. Майор приседает, за окном разда­ется взрыв, но никто не задет осколками. Окно, однако, остается без единого стекла, с выломан­ной посередине рамой.

Вслед за первой влетает вторая граната, она падает наискось от окна, и ее успевает ухватить Терещенко. Эта тоже взрывается за окном. Те­рещенко сразу же припадает спиной к простен­ку. Но вот в другое окно влетают сразу две гра­наты, сержант-разведчик бросается к одной и только успевает швырнуть ее в окно, как дру­гая взрывается в зале. Грохот и дым заполня­ют зал, сержант переламывается в пояснице, хватаясь рукой за спину, и тихо опускается на пол. К нему бросается Зина.

— Ах, гады! — говорит он и замолкает.

А в углу, поджав под себя ноги, медленно свертывается калачиком Воробей. Окровавлен­ными руками он зажимает живот.

Майор бросается к выбитому окну, из которо­го летят гранаты, перекинув через подоконник автомат, строчит под стеиу, к нему подбегает Терещенко, он швыряет туда свою единствен­ную гранату, и под окном затихает. Оба опу­скаются на пол, тупо глядя друг на друга и вслушиваясь. Потом Ананьев спохватывается:

— Капитан! Капитан!

Но ответа нет. На полу в простенке сидит Зина. Ее плечи сотрясают рыдания.

— Боже, что же это делается! Ведь Победа же, капитуляция, что же это такое...

— Ничего,— говорит Ананьев.— Ничего. Как-нибудь. Подождите.

А сверху, с чердака, все строчит автомат. Это обстреливает переправу Васюков.

Ананьев вслушивается и поднимает запылен­ное, с подсохшей кровью лицо.

— Молодец Васюков! Давай, давай, Васю­ков! — тихо говорит он и кричит в коридор: — Старшой, ты держишься? Держись, старшой!

Старший техник-лейтенант тяжелым шкафом задвигает входную дверь, ему помогает старик архитектор. Выбившись из сил и тяжело дыша, они становятся по обе стороны входа и слуша­ют. Стрельба и разрывы гранат сотрясают дом с другой стороны. С этой вроде бы пока тихо.

— Майн гот! Майн гот! Майн либе вилла, майн унглюклих Дойчленд! — мнет на голове седые волосы архитектор. Старший техник-лей­тенант говорит язвительно:

— Дойчленд вам! Вот до чего довели вы свой Дойчленд! Обормоты проклятые!

Старик замолкает, за стеной слышны голоса, и архитектор в ужасе восклицает:

— Эсэс! Дас ист эсэс! Капут! Аллес капут!

— Плохо капут, ага? А нам как было? Как вы это себе понимаете? У меня всех подчистую прикончили, это как? Как мне теперь жить? Вот меня укокошат, и весь мой род кончится. А мой род знаешь какой? Петров. Ты понима­ешь — Петров я. От Петра Петровича. Ты по­нимаешь?

— Я, я! — кивает головой старик.— Аллес капут!

В дверь снаружи раздается оглушительный стук, потом стремительная очередь в разных ме­стах прошивает филенки двери. Из шкафа ле­тят щепки. Ряд рваных дыр светится на фоне рассветного утра. Старший техник-лейтенант поднимает наган и стреляет несколько раз.

— Майн гот! Майн гот! — сползая на пол, почти лишается чувств старик.

Новая очередь бьет в дверь пониже, затем раздаются удары тяжелых прикладов, и дверь выпирает, готовая вот-вот распахнуться. Стар­ший техник-лейтенант редко стреляет, каждый раз осматривая барабан нагана. У него остается всего три патрона.

— Пауль! — вдруг испуганно восклицает ста­рик. В прихожей откуда-то появляется Пауль с немецким автоматом в руках. Старший техник-лейтенант отскакивает в сторону, вскинув наган, но Пауль с ходу выпускает в дверь полмагазнна и сам