Лорел отодвинула альбом на расстояние вытянутой руки и удовлетворенно улыбнулась.

— Я гениальна. И чертовски голодна.

Лорел поднялась, прислонила открытый альбом к лампе. Надо при первой же возможности представить проект на суд невесты. Но, насколько она знает Мак — а она знает ее прекрасно, — Мак обалдеет от счастья.

Я честно заработала еду, решила Лорел. Может, кусок холодной пиццы, если парни хоть что-то оставили. Конечно, утром она будет сожалеть об этом, но справиться с искушением просто невозможно. Я не сплю и хочу есть. Одно из преимуществ работы на себя и личной ответственности за свою жизнь — возможность побаловать себя время от времени.

В огромном доме царила ночная тишина. Лорел прекрасно ориентировалась в темноте, чуть разбавленной лунным светом, льющимся в высокие окна. Она покинула свое крыло и начала спускаться по лестнице, уговаривая себя отказаться от холодной пиццы и съесть что-нибудь более полезное, например, свежие фрукты с травяным чаем.

Уже поздно, а завтра рано вставать, чтобы успеть размяться в спортзале перед неизменным для понедельника утренним бдением у духовки. Затем три дневные консультации-пробы, и к ним надо подготовиться и привести себя в порядок.

Вечернее совещание в полном составе с клиенткой, решившей немедленно уточнить детали пока далекой зимней свадьбы, зато остаток вечера абсолютно свободен, и можно заняться всем, чего душа пожелает.

Какая же я умница, что объявила мораторий на свидания, похвалила себя Лорел. Не нужно тревожиться о вечерних нарядах, темах для непринужденных бесед и неизменных сомнениях — включать или не включать в свидание секс.

Когда вычеркиваешь из меню свидания и секс, жизнь становится гораздо легче. Легче, проще и безопаснее.

Лорел шагнула с лестницы, развернулась и с размаху налетела на какой-то твердый предмет. Разразившись проклятиями, она взмахнула руками, еще надеясь сохранить равновесие. Ее ладонь резко шлепнулась обо что-то живое — вызвав новое проклятие, на этот раз не ее, чужое. Падая, Лорел успела вцепиться в рвущуюся на ходу ткань и воткнуть кулак в живую плоть, и распласталась на ступеньках, придавленная тем самым твердым предметом, похожим на мужское тело.

У нее перехватило дыхание, она обмякла, не в силах пошевелиться. В голове, треснувшейся о край ступеньки, звенело. Но даже ошеломленная, даже в темноте, она узнала Дела, узнала его запах.

— Лорел? Черт побери. Ты не ушиблась?

Лорел тяжело вздохнула, придавленная его телом… и ошарашенная тем фактом, что некая часть его тела очень интимно вжалась между ее ногами.

Какого черта она размышляла о сексе! Вернее, о его отсутствии!

— Слезь с меня, — прошипела она.

— Пытаюсь. Ты в порядке? Я тебя не заметил. — Упершись руками в ступеньку, Дел чуть приподнялся, и их глаза встретились в серебристом лунном свете. — Уф.

Поскольку его движение усилило то самое неловкое давление, к звону и боли в ее голове прибавилась нервная дрожь.

— Прочь. С меня. Немедленно.

— Ладно, ладно. Я потерял равновесие… а ты еще ухватила меня за рубашку и потянула за собой. Я пытался тебя поймать. Подожди-ка, я дотянусь до выключателя.

Лорел лежала, не шевелясь, дожидаясь, когда дыхание придет в норму, когда исчезнет дрожь.

Щелкнул выключатель, вестибюль залило ярким светом. Лорел крепко зажмурилась и услышала тихое покашливание Дела.

В тоненьком белом топике и красных трусиках-шортиках она лежала навзничь на ступеньках, раскинув ноги… сверкая ярко-розовыми ноготками. Дел решил сосредоточиться на ноготках. Все лучше, чем на ее ногах… или обтягивающем топике, или… на всем остальном.

— Я помогу тебе встать. — «И закутаю в длинный толстый халат», — мысленно добавил он.

Лорел отмахнулась от него, села и потерла затылок.

— Черт побери, Дел, почему ты крадешься здесь в темноте?

— Я не крался. Я шел. Почему ты кралась?

— Я не… Черт, я здесь живу.

— Я тоже здесь жил, — пробормотал он. — Ты разорвала мою рубашку.

— Ты расколол мою черепушку.

Его раздражение мигом улетучилось.

— Я действительно ушиб тебя? — встревожился он. — Дай взглянуть.

Не успела она опомниться, как Дел нагнулся и стал ощупывать ее затылок.

— Ты здорово ударилась, но крови нет.

— Утешил! — К счастью, вновь вспыхнувшая боль отвлекла ее от его разорванной рубашки и обнажившейся мускулистой груди. — Оставь в покое мою голову. Больно.

— Надо приложить лед.

— Не надо. Я в полном порядке. — Нелепая ситуация, и, как назло, Дел, взъерошенный, встревоженный, выглядит до смешного сексуальным. — Какого черта ты здесь делаешь? Посреди ночи.

— Во-первых, едва за полночь, что далеко не середина ночи.

Он смотрел прямо в ее глаза, выискивая, как она решила, признаки шока или травмы. Еще секунда, и он начнет щупать ее пульс.

— Это не ответ на вопрос.

Мы с миссис Грейди заболтались. За пивом. Я и решил… — он указал наверх, — что лучше завалиться в одну из гостевых спален, чем ехать навеселе домой.

Да, в здравомыслии ему не откажешь, тем более что это его неотъемлемая черта.

— Ну, тогда иди, куда шел. — Лорел передразнила его, показав наверх.

— Встань. Я должен убедиться, что тебя не качает.

— Не я наливалась пивом.

— Да, но ты расшибла голову. Вставай. — Дел решил проблему, ухватив ее под мышками и поставив на ноги. Лорел оказалась на ступеньку выше его, а их лица — почти на одном уровне.

— Глаза ясные, птички вокруг головы не кружатся.

— Смешно.

Дел улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой.

— Когда ты сбила меня с ног, я слышал чириканье пары пташек.

Уголки ее губ непроизвольно дернулись, но она нахмурилась.

— Если бы я тебя узнала, ты бы так легко не отделался.

— Моя девочка.

Лорел почувствовала раздражение и разочарование. Вот так он о ней всегда думает? Только как об одной из своих девочек?

— Хватит блуждать по дому. Иди спать.

— А ты куда? — спросил он ей вслед.

— Куда хочу.

Независимость, подумал он, одна из самых привлекательных ее черт. Если, конечно, не любоваться ее попкой в коротеньких красных шортиках.

А любоваться он не будет. Ни в коем случае. Он просто убедится, твердо ли она держится на ногах. На чертовски красивых ногах.

Дел решительно отвернулся и стал подниматься по лестнице. На третьем этаже он свернул в крыло Паркер, открыл дверь комнаты, в которой жил ребенком, мальчишкой, юношей.