— Да нет же, о чем я тебе толкую битый час, — я поморщилась от досады. — Ромка, у меня в доме завелся покойник, который на вес золота. Ты Ковалева знаешь?

— Кто же у нас в городе не знает Ковалева? Почитай не Москва, где все депутаты и помощники на одно лицо. Вот я недавно был в Москве, ну, я тебе доложу...

— Кончай базар, — пресекла я словесный поток соседа, — нам пора труп выносить.

— Жень, какой труп? — внезапно отупев, спросил Ромка.

И тут я не выдержала:

— Идиот! У нас в ГИБДД что, работают сплошные идиоты! Я тебе, олух царя небесного, толкую, что у меня свежий труп дома лежит, а ты...

— Ты только не нервничай, Женечка. Я знаю про твой голос. Теперь добавились галлюцинации. Это вполне нормально.

— Придурок! — завопила я. — Пройди в комнату, посмотри сам и убедись, что это не бредни шизофреника!

Ромка вошел в комнату и направился прямо к креслу. Все тело Славика находилось там.

— Класс, Женька. Теперь буду сухари таскать тебе в камеру, если, конечно, братки не найдут тебя раньше. Такие покойнички весьма ценны. И где ж ты обзавелась советником мэра в мертвом состоянии? — совсем по-милицейски спросил Ромка.

Я представила, как такие же вопросы мне будут задавать официальным тоном в отделении, и глухо застонала.

— Ромочка, милый, родной, хочешь, я обеспечу тебя солью на пятилетку вперед? Избавь меня от тела, а? Ты ведь понимаешь, что я не могла убить Славку? Я даже тараканов к тебе приносила, чтобы ты лично с ними расправился. Не поднимается у меня рука на живых тварей, ты же знаешь.

Это была чистая правда. Однажды у меня появились тараканы. Может, соседи у себя травили усатых гадов, может, вражеские происки, но только твари эти размножались у меня на кухне со скоростью света. Испытывая законное чувство брезгливости, я, каюсь, убила пару-тройку животных класса вредных насекомых.

Две ночи, проведенные без сна, подсказали мне, что терминатор из меня никакой, и я стала таскать прусаков к Ромке с целью уничтожения. Прошло несколько месяцев, тараканы пропали. Мама сказала, что они сдохли от голода, но я твердо поверила в Ромкины силы и решила в трудную минуту всегда обращаться к нему за помощью. Трудная минута, увы, настала гораздо раньше, чем я предполагала.

— Короче так, Евгения, надо звонить в милицию и не заниматься самодеятельностью. Как ни крути, а мертвый Ковалев — штука серьезная, и уже завтра все газеты растрезвонят о его смерти.

Я живенько представила себе, что именно напишет наша желтая пресса, и мне стало совсем нехорошо.

— Ромик, — жалобно проскулила я, — значит, без милиции никак нельзя?

— Нет, — отрезал сосед. — У тебя есть алиби? Хотя какое может быть алиби в случае с Вячеславом Григорьевичем? Хорошо, если ты пойдешь как исполнитель — меньше дадут. А вот если в качестве заказчика тебя оприходуют — тогда все.

— Что «все»? — прошептала я на последнем издыхании.

— Пожизненное, — строго сказал Ромка.

— Мама, — икнула я и тихонько сползла по стенке.

Воображение услужливо нарисовало одиночную камеру, кишащую тараканами, тюремную баланду и совершенно неподкупного надзирателя. Он молча выводит меня на прогулку и при этом укоризненно смотрит в глаза.

— Господи, — прошептали губы отдельно от моего сознания, — пронеси чашу сию мимо рабы твоей недостойной. Я тебе свечку поставлю, самую дорогую, а? Пусть все окажется сном! Вот сейчас я проснусь в своей постельке и сразу же начну другую жизнь. Договорились?

Однако силы небесные не пожелали пойти на компромисс, и правосудие в лице соседа Ромки настойчиво призывало меня к гражданской ответственности.

— Жень, а Жень, я позвонил ментам. Они велели ничего не трогать и ждать их приезда. Ну, я, пожалуй, пойду. Тебе сейчас не до соли, — смущенно возвестил сосед.

— Стой, предатель! — закричала я. — Вызвал ментов и линяешь? Хочешь всю ответственность переложить на хрупкие женские плечи? Ничего у тебя не выйдет, дорогой мой. Может, если б не ты, я потихонечку расчленила Ковалева и незаметно спустила в унитаз. А ты приперся и все испортил! Теперь дожидайся своих коллег вместе со мной — будешь меня отмазывать.

Я кипела праведным гневом, понимая прекрасно, что Роман поступил совершенно правильно и что зря я нападаю на него. Но слишком велик был страх перед служителями Фемиды — я не могла встретить их один на один (мертвый Славик, разумеется, не в счет).

— Ты чего городишь-то, а? Чего городишь, совсем с ума сошла? Еще расчлененки тебе не хватает! И никакой я не предатель, просто не хочу связываться с ментурой — меня запросто могут погнать со службы. Впрочем, все равно теперь будет куча неприятностей. Ладно, — смилостивился работник полосатого жезла, — остаюсь с тобой.

Милиционеры приехали гораздо быстрее, чем я предполагала. Видимо, на трупы у них совершенно четкие директивы: сначала покойники, а все остальное подождет! Пройдя все унизительные процедуры по установлению моей темной личности, снятия отпечатков пальцев, заполнения протокола и знакомства со следователем, я отправилась в отделение для дальнейшего разбирательства.

— Простите, пожалуйста, не могли бы вы зачитать мои права, — очень, на мой взгляд, вежливо попросила я почетный эскорт в милицейской форме.

Громкий хохот послужил мне ответом. Я же лично ничего смешного в просьбе не находила: во всех американских фильмах арестованным девушкам красавец-следователь зачитывает их права, очень страстно глядя при этом в прекрасные честные глаза. Моего следователя красавцем можно было бы назвать с некоторой натяжкой. Через его левый глаз проходил немаленький шрам, что, согласитесь, не могло служить украшением даже такому видному (около двух метров роста и, кажется, столько же в плечах) мужчине.

Отделение, куда меня привезли, вернее, доставили, встретило угрюмым молчанием, тусклым светом и мрачным лицом дежурного за грязным (для маскировки, наверное) стеклом. Кабинет следователя располагался на втором этаже. На стене почему-то вместо портрета родоначальника всей милиции тов. Дзержинского висел портрет Бельмондо. Это рассмешило меня, и я глупо хихикнула.

— Я на вашем месте, гражданочка Зайцева, не смеялся бы, а серьезно задумался над своей дальнейшей участью. Обязан предупредить, что чистосердечное признание смягчает вину...

— И удлиняет срок, — закончила я фразу следователя, — мне не в чем признаваться. Я не убивала Сла... господина Ковалева. Вы же не можете дать мне пожизненное заключение только за то, что водка оказалась паленая. Вон сколько народу каждый день травится некачественными напитками, неужели мне за каждого срок мотать? Не лепи горбатого, начальник, я в отказе.

Следователь вытаращил на меня свои полтора глаза, а я, весьма довольная собой, гордо уселась на очень неудобном стуле. Минута молчания затягивалась. Первый шок, полученный мной от встречи с представителями власти, проходил; следом за ним возвращалась любовь к жизни и стойкое нежелание провести остаток дней в одиночной камере — я совсем не горю желанием питаться тюремной баландой.