онкологическими больными, нуждающимися в паллиативной помощи, и за пациентами, которым требуется домашняя вентиляция легких. Она заботится о людях с такими заболеваниями, которые сложно себе даже представить. Но сегодня, похоже, она принимает пациентов, нуждающихся в обработке ран. Мой желудок сходит с ума, особенно после личинок. Но я пытаюсь подавить головокружение и сосредоточиться на том, какой должна быть жизнь бедного Кайоде и других таких пациентов. Какой может стать жизнь любого из нас.

В квартире Кайоде так холодно, что я могу видеть свое дыхание. Он явно не может позволить себе отопление. Я выливаю из чайника грязную воду с кусками известкового налета, наполняю его и ставлю кипятиться. В холодильнике нет ничего, кроме луковицы, открытой банки томатного супа, бутылки того, что я сначала приняла за соевый соус, но потом поняла, что это кетчуп, которому, должно быть, лет десять, и сухой свиной отбивной на тарелке. Сильвия уже говорила мне, что многие ее пациенты живут одни: у них либо нет семьи, либо родственники живут далеко и не навещают их.

– Этого бы не случилось в Польше, – говорит она мне.

Я сравниваю Британию с другими странами. Один друг из Ганы живет с двумя поколениями своей семьи, и все они по очереди готовят еду и ухаживают за бабушкой. Друг из Италии недавно вернулся домой, чтобы ухаживать за онкобольным братом. Интересно, почему некоторые народы заботятся о своих близких, когда они стареют или болеют, а другие нет? Имеет ли это какое-то отношение к секуляризму?

Я возвращаюсь с двумя чашками черного чая и отмечаю, что Сильвия каким-то образом ухитрилась вымыть и переодеть Кайоде. Она очень осторожно расчесывает ему волосы. Лицо Кайоде немного расслабилось. Я поставила чай на стол.

– Ну вот, – Сильвия смотрит на него, берет чашку и отхлебывает. – Прекрасный чай, – говорит она.

– Спасибо, любовь моя, – отвечает Кайоде. – Спасибо. Я не хочу быть обузой.

– Ты не обуза, – возражает Сильвия.

Она идет в холл и возвращается с воздушным шариком в форме сердца, который оставила у двери. «От тайного поклонника. С Днем святого Валентина, Кайоде». Сильвия наклоняется и целует его в щеку. Кайоде выглядит так, будто выиграл в лотерею.

У него плохо контролируемый сахарный диабет, осложнившийся слепотой на один глаз, васкулитом и трофическими язвами на ногах. Помимо этого, у Кайоде больное сердце, проблемы с почками и высокий риск инсульта. Как и у многих пациентов, у него куча сопутствующих заболеваний. Мы можем пытаться управлять его диабетом, вносить любые изменения в его инсулиновый режим, проводить сложные обследования и перевязывать трофические язвы, но, несмотря на уровень навыков и опыта Сильвии, она еще и обеспечивает Кайоде стандартный уход. Позже она говорит мне, что в уходе нет ничего стандартного.

Я смотрю на нее с благоговением. Сначала она измеряет уровень глюкозы в крови и артериальное давление. Заботиться о нем на дому – сложный процесс. Кайоде доставляют еду, отправляют к нему физиотерапевта (чьи упражнения тот, по-видимому, полностью игнорирует) и эрготерапевта, который установил по дому поручни и, поскольку слух пациента далек до идеала, повесил специальный мигающий дверной звонок. У него есть опекуны, которые должны приходить каждый день, но один из них заболел, и по состоянию Кайоде видно, что они не заходили минимум неделю.

Сильвия – его спасательный круг. Она становится на колени у ног Кайоде, открывает свою сумку и разматывает влажную повязку на его ноге. Я становлюсь на колени рядом с ней и смотрю. Это огромная повязка, и процесс идет медленно. Когда она приближается к коже, запах раны просачивается наружу. Трофические язвы могут пахнуть просто ужасно. Готовясь, я намазала себе под нос капельку ментолового средства Vicks, и уверена, что Сильвия это заметила, потому что она мельком взглянула на меня и нахмурилась. Нога Кайоде выглядит как после ожога, и на коже видны блестящие выделения. На несколько секунд моя идея с Vicks, кажется, срабатывает: все, что я чувствую, это запах лекарства из детства, которым мама заливала нас с братом при первых признаках кашля. Но спустя несколько минут до меня доходит запах: гнилые, тухлые яйца или креветки, гнилая капуста, нечистоты, аммиак, метан – все сразу. Глаза начинают слезиться. Сильвия просто игнорирует это. Она очищает раны Кайоде так же нежно, как расчесывала его волосы, все время болтая, чтобы отвлечь его. Она использует «Гибискраб», бледно-розовый раствор цвета жевательной резинки, и прикладывает пинцетом пропитанные им марлевые тампоны к коже. После этого она дует на ноги Кайоде, как на лак для ногтей, пока он сохнет, и перевязывает язвы, прежде чем осторожно намотать вокруг них еще одну повязку. Закончив, Сильвия проверяет, не слишком ли туго затянута повязка, и улыбается: «Идеально!»

Я пытаюсь изучить ее приемы, но все, что мне удается – это сжать себя в тугой комок и сосредоточиться на медленном дыхании через рот, чтобы избежать зловония. Весь ужас ухода за пациентами начинает до меня доходить. Плоть, кровь и кости, хрупкость нашего человеческого тела – медсестры должны воспринимать это как часть своей работы. Нужели я создана для этого? Для ежедневного напоминания о том, насколько мы уязвимы?

После того, как мы встали и размяли ноги, Сильвия ставит гладильную доску и начинает гладить рубашку Кайоде.

– Тебе не нужно этого делать, дорогая, – говорит он. – Я свяжусь с нашим социальным работником, чтобы узнать, можем ли мы предоставить вам компенсацию за бензин.

Я смотрю в окно сквозь желтые грязные занавески. На улице холодно и серо, идет легкий снег. Я проверяю время. Нам выделили 20 минут, и мы уже опаздываем к следующему пациенту. Я понятия не имею, почему Сильвия гладит рубашку. Когда Кайоде начинает с ней болтать, я осознаю, что это часть ухода. Она исцеляет гораздо больше, чем просто его язвы на ногах или диабет. Одиночество – бич современного общества. Оно приводит к смертям не реже курения или ожирения. Одиночество может увеличить риск гипертензии, ишемической болезни сердца, инсульта, депрессии и снижения когнитивных функций. Благотворительная организация Age UK сообщает, что более миллиона пожилых людей больше месяца не разговаривали ни с другом, ни с соседом, ни с членом семьи. В конце концов Сильвия вешает свежевыглаженную рубашку на спинку стула, наклоняется и снова целует Кайоде в щеку.

– Увидимся завтра, – говорит она.

Я уверена, что, наряду с рубашками и помощью мужа, целовать пациентов абсолютно против правил. Но я вижу, как улыбка касается глаз Кайоде. Мы садимся в машину Сильвии, и я открываю окно.

– Не знаю, как ты это делаешь, – говорю я.

Сильвия смотрит