* * *

Или: а что такое перфорация?

Это уже проще. У нас даже соревнование было в детском саду: кто ровней оторвет от рулона кусочек туалетной бумаги по линии перфорации.

* * *

ПалПалыч придумал про меня слово «хихихальщица».

* * *

Петька придумал двустишие:

Глядь —

это вам не блядь!

Первые детские рифмовки всегда неприличные: дирол – в жопе димедрол, Дональд Дак – мудак… Им иначе не интересно.

Да и вообще, поэзия – это всегда что-то стыдное.

* * *

Семейное предание хранит единственное стихотворение дедушки по папиной линии, написанное им в ранней молодости и посвященное сестре:

Нинка-дура

В печку бзднула —

Пироги крючком загнула!

Папа все восхищался: какая образность! Не как-нибудь, а именно крючком загнула!

* * *

Я редко бываю у родителей.

* * *

Ася Павлова беременная! – докладывает обстановку мама, когда в какой-то мой приезд мы всей семьей садимся обедать. Ася – моя подруга детства, играли вместе в песочнице, но только она давно уже не Павлова, а Тарелкина.

– Она даже в консерваторию ходит!

– В консерваторию? Зачем?

– Чтобы ребенок гармонично развивался. Они же там все слышат в животе. У них на пятом месяце уже есть слуховые косточки…

Я рада за Тарелку – но каковы методики!

– Правда? – удивлению моему нет предела. – А вы что, тоже в консерваторию ходили, когда я… ну, того?

Родители на минуту задумываются.

– Не, кажется, не ходили, – говорит мама.

– Мы в цирк ходили, – вспоминает папа. – Вот и доходились.

* * *

«Блю-у канери-и», – по телевизору танцуют ккло-уны. Это очень грустная песня, Blue Canary, и каждый раз, когда клоуны под нее танцуют, нам с Мишей как-то не по себе.

– У меня в повести появился ребенок.

– Ребенок? – переспрашивает Миша. – Ты с ума сошла. А в каком месте?

– Героиня собирает его в сад, а он ее спрашивает: «Мам! А что такое цивилизация?»

– И что?

– Что, что… Ты смог бы объяснить?

– Не знаю…

– Вот и она не может.

* * *

– Дети… Ты представляешь, какие у тебя могут быть дети? Да их еще до рождения на учет в детскую комнату милиции поставят! Придумала тоже…

– Полагаешь, лучше убрать?

– Лучше убери. От греха подальше.

* * *

– Мы с твоей мамой когда познакомились, здесь же сидели.

Меня привлекает порядок слов, я оборачиваюсь: за соседним столиком обедают респектабельный господин и плохо одетая девочка лет пяти. Странная парочка, думаю я. Вокруг носятся жеребцы в форме «Макдоналдса», драят пол.

– Хочу вырезать этот домик, – сказала девочка, разглядывая яркую коробочку от детского обеда. – Ножницами.

И она зашевелила пальчиками, изображая, что режет бумагу.

Она не поняла его…

* * *

А это пусть остается – как мизансцена.

* * *

Ночь. Тихо-тихо дома. Сижу на кухне, заканчиваю главу. Луна в небе желтая-желтая – как витаминка…

Внезапно в настенных часах что-то стукнуло, хрустнуло – и от неожиданности я вздрогнула так, что ручка, проехавшись по листу, перечеркнула написанное.

Отложила тетрадь и пошла к Мише в комнату.

* * *

М-да… Витаминка. Красиво, но неправильно. Метафорично, но нереалистично. Потому что образ «луна желтая» – не то что навеян, вбит литературой. Ну какая же она желтая! Она серебристая, голубоватая, зеленоватая в конце концов.

* * *

– А у Басё она похожа на срез спиленного дерева! А у Маяковского на горлышко бутылки!

– Миш, хочешь витаминку?

* * *

Миша: но ведь правда – желтая!

* * *

К утру зверски захотелось пива, и я упросила Мишу сходить в магазин.

– Тебе какого?

– Мне «Афанасий темное».

Вскоре Миша вернулся – с пивом, и потрясенный.

– Ты знаешь!..

– Что случилось?

Оказалось, Мишу разыграла продавщица. Он ей:

– Мне, пожалуйста, бутылку темного…

– Темное вредно для мужчин! – Пожилая, между прочим, тетя.

– Да я, собственно не…

Он хотел сказать «не себе», но не успел.

– Что, еще не мужчина? Тем более не надо пить! Я говорю: а ты что?

– Пошел в другой магазин…

Михаил у меня мужчина, да еще какой – от цели никогда не отступит.

* * *

– Миша, а вы не хотите сходить в воскресенье на выставку? В Дом художника. Там будет мой приятель, Петя Пирогов. Знаете такого? Абстракционист. У меня для вас с Лерой есть пригласительные.

* * *

Итак, вчера мы втроем – я, Пал Палыч и Миша – смотрели абстракциониста Пирогова. Запомнилась инсталляция из лесных орехов в виде щита с геральдической надписью: «Внутри эти орехи пустые старая плутня продает их в переходе метро театральная».

* * *

Уличное кафе около Дома художника. Контраст: ярко-синее небо и белая пластмасса – столики, стулья, стаканы, тарелки, ножи и вилки. Еще ложки – добавляет Пал Палыч. Я беру сосиску и кофе. Следом за мной к стойке подходит Миша:

– Мне то же самое. Только вместо кофе чай, а вместо сосиски чебурек.

Пал Палыч:

– Прелесть ваш Миша! Я думал, это только в нашей молодости так шутили. – Сам он заказывает большую пиццу.

Я пытаюсь порезать ее на порции пластмассовым ножом, придерживая пластмассовой вилочкой. Ну вот и готово.

– Как вы вкусно порезали, – говорит Пал Палыч.

– Да, но где-то нас ждет сюрприз. – И я (как Миша потом сказал, злорадостно) показываю вынутую из пиццы вилочку без одного зубца.

* * *

Сюрприз достался Пал Палычу.

* * *

Миша отказывается от кока-колы:

– Это кровь Микки-Мауса.