"Нет", - решительно ответила она. "Не силен". В ее глазах стояли слезы. Мгновением позже она добавила: "Мы устали".

То, что Пентагон и американские СМИ с удовольствием назвали "шоком и трепетом", произошло три месяца спустя. Впечатляющая бомбардировка Багдада вызвала восторженные отклики. Репортер одного из телеканалов воскликнул: "Прошлой ночью здесь было грандиозное световое шоу, просто грандиозное световое шоу". С непреднамеренной иронией Том Брокау из NBC назвал это "захватывающим дух проявлением огневой мощи".

Пентагон объявил, что гостеприимно "внедрил" в свои ряды 750 журналистов, которые готовили сообщения для СМИ, постоянно побуждая американскую общественность отождествлять себя с бомбардировщиками, а не с людьми, которых бомбили. В перцептивном смысле журналисты стали частью аппарата захватчиков. И большая часть репортажей была сделана именно глазами захватчиков. Как сказала звезда Fox News Шепард Смит (Shepard Smith), возможно, вскользь: "У нас есть несколько корреспондентов, которые находятся в постели с нашими войсками по всему региону". На ABC ведущий Питер Дженнингс (Peter Jennings) объяснил, что его коллега "очень глубоко погружен в личные отношения с морскими пехотинцами, с которыми он путешествует". Репортер Fox Рик Левенталь позже вспоминал: "Вокруг нас были парни с оружием, и они стремились сохранить нам жизнь, потому что, по их словам, "вы, ребята, делаете нас звездами дома, и мы должны вас защищать"". Конечно, ни иракские солдаты, ни гражданские лица не становились звездами на американских телеканалах.

Пока продолжали рваться бомбы и ракеты, мало кто из журналистов и обозревателей выражал недоверие. Утвердительное освещение событий было стандартной операционной процедурой. Преобладающее мировоззрение без сомнений принимало абсолютное право Соединенных Штатов бомбить Багдад, город с населением в пять миллионов человек, по масштабам примерно такой же, как мегаполисы Атланта, Филадельфия или Хьюстон.

Действовала старинная динамика, вызывавшая национальную гордость у граждан сверхдержавы. Стремление оправдать военные действия - как своего рода возмездие или упреждающую меру - могло быть реализовано самым решительным образом: с помощью разрушительного применения мощной военной силы.

Четырьмя десятилетиями ранее Уэйн Морс, бывший профессор международного права, был одним из двух сенаторов, проголосовавших против резолюции по Тонкинскому заливу, которая открыла кровавые шлюзы для войны во Вьетнаме в августе 1964 года. В том же году Морс использовал свой хриплый голос, чтобы настойчиво заявить: "Я не знаю, почему мы думаем, что только потому, что мы могущественны, у нас есть право пытаться заменить силу правом". И это американская политика в Юго-Восточной Азии - столь же несостоятельная, когда мы делаем это, как и когда это делает Россия". Однако искушение уравнять военные и моральные победы может быть непреодолимым, как будто побежденные страны и люди, живущие в них, не рассказывают историй, которые действительно имеют значение.

Презумпция высокой морали может требовать не видеть - или, по крайней мере, не признавать - базовых результатов действий, совершаемых сверху. Уверенность в безнаказанности синхронизируется с предпочтениями в пользу невидимости человеческих последствий. Если, будучи лидером, я беру на себя право терроризировать и убивать некоторых людей, я могу предпочесть не видеть ужасных результатов - и я не хотел бы, чтобы их видела общественность, - особенно если эти результаты не соответствуют моему самовосприятию или образу, который я хочу создать для себя и своей страны.

Победителям достаются трофеи, только их нельзя называть трофеями. Высшие должностные лица США категорически отвергли утверждения о том, что война в Ираке может быть как-то связана с огромными запасами нефти в этой стране. В Вашингтоне представители правительства охотно представляли нефть как средство достижения самодостаточности Ирака и ограничения расходов Дяди Сэма. "Ирак - очень богатая страна", - заявил председатель Совета по оборонной политике Пентагона Ричард Перл за восемь месяцев до вторжения. "Огромные запасы нефти. Они могут финансировать, в значительной степени финансировать восстановление своей собственной страны". Осенью 2003 года, через шесть месяцев после вторжения, государственный секретарь Колин Пауэлл говорил о необходимости справедливой отдачи за оказанные услуги, заявив: "Поскольку Соединенные Штаты и их партнеры по коалиции вложили в Ирак огромный политический капитал, финансовые ресурсы, а также жизни наших молодых мужчин и женщин - а у нас там сейчас большие силы - нельзя ожидать, что мы вдруг просто отступим".

Но некоторые чиновники стали более откровенными. Вот подборка запоздалых откровенных заявлений, все из которых относятся к 2007 году:

"Конечно, дело в нефти, мы не можем этого отрицать".

-Генерал Джон Абизаид, бывший глава Центрального командования США и глава военной операции в Ираке

"Меня огорчает, что политически неудобно признавать то, что всем известно: война в Ираке в основном из-за нефти".

-Бывший председатель Федеральной резервной системы США Алан Гринспен в своих мемуарах пишет

"Люди говорят, что мы воюем не за нефть. Конечно, воюем".

-Тогдашний сенатор и будущий министр обороны Чак Хейгел

В десятую годовщину вторжения эксперт по нефти Антония Юхасц заключила: "Да, война в Ираке была войной за нефть, и это была война с победителями": Большая нефть.... До вторжения 2003 года внутренняя нефтяная промышленность Ирака была полностью национализирована и закрыта для западных нефтяных компаний. Спустя десятилетие войны она в значительной степени приватизирована, и в ней полностью доминируют иностранные компании. Крупнейшие нефтяные компании Запада - от ExxonMobil и Chevron до BP и Shell - открыли свои предприятия в Ираке. Как и множество американских нефтесервисных компаний, включая Halliburton, техасскую фирму, которой руководил Дик Чейни, прежде чем стать помощником Джорджа Буша-младшего в 2000 году".

Юхасз добавил, что "нефть не была единственной целью войны в Ираке, но она, безусловно, была главной".

Однако откровенность о нефти как ключевой цели войны в Ираке могла только помешать пиару военных действий. Чтобы весь этот карточный домик не развалился на части, главным камнем преподнесения информации оставалась необходимость искоренения терроризма.

В американском общественном мнении абсолютно четко выражено моральное осуждение террористов, использующих грубые взрывные устройства. Предполагается, что практика пристегивания пояса смертника или загрузки автомобиля взрывчаткой и последующего подрыва людей диаметрально противоположна убийству людей с воздуха с помощью сложнейших технологий Пентагона; одно действие достойно порицания, другое - патриотическое служение. Потенциальный когнитивный диссонанс пресекается на корню оправдательным предположением, что ситуации совершенно разные - в конце концов, террорист пытается убить невинных людей, а американские военные стараются этого не делать. В американских СМИ и политике это различие является самоочевидным и аксиоматичным. Но с точки зрения гражданских лиц, на которых обрушивается разрушительный потенциал Пентагона, такие различия не имеют никакого значения.

Власти хотят, чтобы мы верили, что Министерство обороны тщательно оберегает жизни мирных