То, что первоначальные кантоны Швейцарии стремились к независимости, могло соответствовать действительности, однако в первую очередь речь шла о власти и деньгах. О деньгах, потому что таможенные доходы от трансальпийской торговли оседали в карманах дворян, габсбургских ставленников, а не в собственных карманах швейцарцев. А о власти, потому что именно во время смуты после смерти германского короля Рудольфа I Габсбурга в 1291 году швейцарцы получили возможность освободиться от феодального гнета.

Их борьба за гражданские идеалы свободы, равенства и братства («Да будем мы народом граждан-братьев, // В грозе, в беде единым, нераздельным»[8], – говорится у Шиллера) является поздней проекцией поэта, который восхищался идеалами Французской революции. Эти идеалы стали играть свою роль в Швейцарии только в XIX веке при формировании здесь базовых элементов демократии, причем легенда о борьбе за независимость оказалась как нельзя кстати еще и для того, чтобы с помощью красивого мифа примирить сельские, отстающие из-за индустриализации кантоны Ури, Швиц и Унтервальден с реальностью, в которой тон задавали такие экономически процветающие города, как Цюрих.

У греков были «Илиада» и «Одиссея», у римлян – «Энеида», у англичан – «Беовульф», у французов – «Песнь о Роланде», у испанцев – «Песнь о моем Сиде», у немцев – «Песнь о Нибелунгах». У русских же ничего не было.

Пока, наконец, не было обнаружено «Слово о полку Игореве». Найденное в конце XVIII столетия (более точная дата неизвестна) «Слово» было впервые опубликовано в 1800 году. Оно повествует о походе князя Игоря Святославича на куманов[9] (в «Слове» – половцев) в XII веке. Поход оказался неудачным, князь был захвачен в плен, но ему удалось бежать. В свою очередь, куманы стали нападать на Русь, а русские – оплакивать свои размолвки.

Факты соответствуют действительности, русские летописи на самом деле повествуют о неудачном военном походе 1185 года. С языковой точки зрения эпос выделяется на фоне древнерусской литературы богатством лексики – многие слова используются только здесь и нигде более. С точки зрения содержания благодаря языческой образности, противоречащей христианскому духу других древнерусских текстов, «Слово» также занимает особое положение. Когда сочинялось это произведение, остается неясным. Для литературы позднего XII или XIII века «Слово» было бы уникальным явлением, и поскольку неизвестны ни предшествовавшие ему, ни продолжавшие его традицию аналогичные тексты, то тогда оно должно было бы возникнуть на пустом месте. Рукопись, которую в 1786 году (или в 1795?) забрал из ярославского монастыря граф Алексей Мусин-Пушкин, восходила якобы к XV или XVI столетию и, как считается, в 1812 году погибла во время московского пожара. Копия этой рукописи, внезапно появившаяся только в середине XIX века и выполненная предположительно для царицы Екатерины II (ум. 1796), скорее просто передает содержание, чем дословно воспроизводит текст погибшего памятника, и ее нельзя принимать в расчет в дискуссии о подлинности. При этом издание оригинальной рукописи 1800 года пестрит ошибками, так как издатели не были знакомы с древнерусским языком, шрифтом и правописанием.

Сохранившийся текст и обстоятельства времени позволяют подозревать, что «Слово» было написано в конце XVIII века, а в качестве его автора выступил, пожалуй, самый выдающийся русский писатель того времени: Николай Михайлович Карамзин. Именно он в 1797 году известил общественность об открытии древнего манускрипта. К тому моменту Карамзин уже перевел на русский вызвавшие фурор тексты шотландского «Оссиана» Джеймса Макферсона и в своей статье в «Spectateur du Nord» от 1797 года указывал на сходство «Слова о полку Игореве» с поэмами Оссиана. Также в этой статье (и позднее) писатель называл древнерусского поэта по имени Боян, которого он превозносил как «соловья старого времени»; тем не менее этот соловей упоминается всего в одном тексте XIV столетия. В любом случае, Карамзин хорошо разбирался в истории литературы и владел древнерусским языком. Во множестве собственных сочинений он имел дело с историческим материалом и сюжетами из жизни Древней Руси. Типичные стилевые элементы «Слова о полку Игореве», например структуру предложений, можно найти и у Карамзина.

Все это, конечно, не доказательства, разве что косвенные. Но что было бы, если бы однажды все-таки был раскрыт обман? Тогда последнее слово оказалось бы за славистом Рейнхардом Лауэром, который делает такой вывод в своей работе «История русской литературы»: «Если бы, предположим, Карамзин его [то есть «Слово о полку Игореве»] подделал, скомпилировал и мистифицировал, тогда не было бы сомнений в том, что это одно из лучших его произведений».

Мир хочет быть обманутым. Совершенно особенным образом в XIX веке этого хотел крупный французский математик и отъявленный патриот Мишель Шаль: за несколько лет он собрал 27 320 писем, которые еще больше упрочили славу великой нации. Среди авторов писем были Рабле, Жанна д’Арк и галльский вождь Верцингеторикс, а также Галилео Галилей, Уильям Шекспир, Карл Великий, Гай Юлий Цезарь и Александр Македонский, который советовал философу Аристотелю отправиться во Францию и поучиться у друидов. Конечно, послание Александра, как и все остальные письма, было написано на французском языке, однако это не вызвало подозрений у господина Шаля.

Так же мало насторожились патриотически настроенные члены Академии наук, когда Шаль продемонстрировал им письма и заметки Блеза Паскаля, бесспорно доказывавшие, что француз открыл закон всемирного тяготения за 35 лет до англичанина Исаака Ньютона, чем в очередной раз подтверждалось превосходство Франции в научной области.

Подделки были разоблачены только в 1869 году, как и их автор, Дени Врэн-Люка, сын поденщика и бывший помощник юриста. В конторе, занимавшейся генеалогическими исследованиями, Врэн-Люка научился составлять фальшивые родословные для доказательства полученного нечестным путем дворянства и вошел во вкус в деле фальсификации. На этом деле он и решил заработать, когда нашел покупателя в лице Мишеля Шаля, которого мог одурачить благодаря его патриотизму. Перед судом Дени Врэн-Люка апеллировал к собственным патриотическим взглядам, но его все равно отправили за решетку на два года.

«Евреи – это наша беда», – заявил в 1879 году историк Генрих фон Трейчке. Хотя история доказала, что все было наоборот (немцы были бедой евреев), антисемитские стереотипы и заблуждения до сих пор блуждают по Германии, так же как по Европе и всему миру: у евреев есть деньги, они захватили финансовые рынки, они управляют СМИ и имеют влияние на правительства. Они замешаны во всем. Их тайной целью непременно является мировое господство! Безусловно, юдофобы имеют также что-то на руках, что поддерживает их мировоззрение и обличает евреев их же собственными словами: «Протоколы сионских мудрецов».