Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наверное… — кисло согласился Коля.
— Слышишь, Римма! — закричал портной в глубину квартиры. — И он еще сомневается!..
Через несколько дней Оля пришла забирать свое платье уже без Коли.
— А где же ваш достойный супруг? — спросил Перельмутер.
— Мы расстались… — всхлипнула Оля. — Оказывается, Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков.
— Ах вот оно что!.. — сказал портной, приглашая ее войти. — Ну и прекрасно, — сказал этот портной, помогая ей застегнуть действительно очень красивое и очень идущее ей платье. — Между прочим, мне этот ваш бывший супруг сразу не понравился. У нас, дамских портных, на этот счет наметанный глаз. Подумаешь, недостатки! Вам же сейчас, наверное, нет восемнадцати. Так вот, не попрыгаете годик-другой в высоту — и обе ноги у вас станут совершенно одинаковыми. А бедра и бюст… При наличии в нашем городе рынка «Привоз»… В общем, поверьте мне, через какое-то время вам еще придется придумывать себе недостатки. Потому что, если говорить откровенно, мы, мужчины, женскими достоинствами только любуемся. А любим мы вас… я даже не знаю за что. Может быть, как раз за недостатки. У моей Риммы, например, их было огромное количество. Наверное, поэтому я и сейчас люблю ее так же, как и в первый день знакомства, хотя ее уже десять лет как нету на этом свете.
— Как это нету? — изумилась Оля. — А с кем же это вы тогда все время разговариваете?
— С ней, конечно! А с кем же еще? И знаете, это как раз главное, что я хотел вам сказать про вашего бывшего мужа. Если мужчина действительно любит женщину, его с ней не сможет разлучить даже такая серьезная неприятность, как смерть! Не то что какой-нибудь там полусумасшедший портной Перельмутер… А, Римма, я правильно говорю? Слышите, молчит. Не возражает… Значит, я говорю правильно…
Дающий быстро дает дважды.
Она просыпается всегда за несколько минут до него. Всматривается в любимое лицо. Тяжело вздыхает…
«Стареет, — думает она. — Вот опять новая морщина появилась. И длинная какая… От правого уха через щеку и подбородок… Аж до самой ноги… Ему бы отдохнуть пару дней… Но кому говорить?.. Разве они поймут? Люди… А вдруг с ним что-нибудь?! — она вздрагивает. — А у меня дети. В этом месяце их опять четверо… Кто о них позаботится?.. Кстати, взглянуть, как они там…»
Она спрыгивает на пол и направляется к картонному ящику, стоящему под столом. От этого прыжка он просыпается.
— Вот же ты сволочь, Джулька! — говорит он. — Чего расшумелась? Мог бы еще подремать. Все-таки воскресенье. Ну ладно. Раз уж поднялись — пошли на работу.
Через какое-то время оба уже сидят в маленькой комнатке на улице Пушкинской, которая громко именуется кабинетом директора детской спортивной школы, он — за столом, уставленным телефонами, она — под столом, и смотрят на дверь. Появляется первый посетитель.
«Ага, — думает Джулька, разглядывая его из-под стола. — Старые сандалии на босу ногу, штаны с бахромой… Значит, у него или крыша течет, или отопление не работает, или желудок… В общем, наши обычные воскресные дела…»
— Здравствуйте, Борис Давидович! — говорит вошедший. — Вы меня, конечно, не знаете, но ваш сосед с первого этажа должен был с вами обо мне говорить… Видите ли, дело в том…
— Ну почему же не знаю? — перебивает его Борис Давидович. — Присаживайтесь. Попробуем что-нибудь сделать.
И тут же начинает накручивать домашний телефон начальника жэка.
— Але! — говорит он в трубку. — Это гордость нашей эпохи господин Иванов Петр Максимович? Приветствую вас. Извините, что в воскресенье… Да, это Боренька… Значит, слушай сюда. У меня сейчас в кабинете сидит самый близкий мне человек. Брат. Фамилия его… Нет, почему такая же, как у меня? Ах, потому что брат!.. Ну тогда, считай, он двоюродный… И фамилия его… — Борис Давидович закрывает трубку ладонью. — Как ваша фамилия?
— Степанов Илья Ефимович, — говорит посетитель.
— Степанов его фамилия, — повторяет Борис Давидович в трубку. — Это красивый, светлый человек. Ветеран войны, ветеран труда. Пятьдесят лет проработал на одном заводе! Так может он получить у вас квартиру, в конце концов?!
— Нет-нет!.. — панически шепчет посетитель. — Я не проработал на одном заводе пятьдесят лет! Мне всего сорок два!.. Так что и в войне я не участвовал… И квартира мне, честно говоря, не нужна! То есть нужна, конечно… Но разве они…
— Спокойно! — говорит ему Борис Давидович, прикрыв трубку. — А ну сиди ровно! Боренька знает, что делает. — И продолжает уже в трубку: — Значит, квартиру он у вас получить не может. Хорошо… Ну а крышу вы ему отремонтировать способны? Ах, тоже нет?!
— Мне только батарею поменять! — умоляюще шепчет посетитель.
— Так! — как бы не слыша его, продолжает Борис Давидович. — А на что вы тогда способны там, в своем жэке? Какую-нибудь батарею несчастную он, знаете ли, и без вас поменять может. Ах, это вы как раз тоже можете? Ну и прекрасно. Тогда, значит, вы ее ему и поменяете! (Закрывает трубку.) Понял? Вот так. А что, по-твоему, Боренька уже вообще ничего не соображает? Если бы я начал с какой-нибудь там батареи, самое большее, на что бы он согласился — это покрасить тебе почтовый ящик!.. (В трубку.) Так, значит, мы договорились, Петр Максимович? При каком еще условии? Что-что-что? Если я устрою тебе встречу с Николаем Степановичем?! С самим?! Ну, знаешь ли, это… Ладно, не вешай трубку. (Крутит диск на другом телефоне.) Але! Это дача Николая Степановича? То есть как это — кто говорит? Не узнала, Наденька? А кто тебя больше всех любит? Правильно, Боренька! Узнала, узнала… А где там наш гигант мысли? Отец русской… ой, извините, украинской демократии? Спит? Да быть такого не может. Я думал, он вообще никогда не спит. Мы же тут все только и живем благодаря его неусыпному руководству! Разбудить? Нет. Пускай уже спит. Может быть, мы в этом случае, наоборот, проживем на какое-то время дольше… Шучу!.. Слушай, Надюша, тут у меня на проводе человек, дороже которого у меня никого нет в жизни. Мой отец! Это Иванов из тридцать первого жэка… Почему он не может быть мне отцом?! Потому что он в два раза младше меня? Ну и что? Просто он очень рано начал… Хорошо, тогда сын. Это неважно. Главное, что это красавец. Чистый человек. Нужно устроить ему встречу с твоим благоверным. Что-то там по бюджету… Что-что-что? Какому чистому красавцу ты уже устраивала такую встречу на прошлой неделе по моей просьбе?! Ах, этому… М-да… И что, твой супруг его принял?.. Вот это напрасно… Знаешь, оказалось, что этот красивый, чистый человек на самом деле — уродливое, грязное животное…
Здесь требуется пояснение. Кроме того, что пять дней в неделю Борис Давидович руководит детской спортивной школой, семь дней в неделю он руководит еще и реабилитационным центром для детей-инвалидов, построенным здесь же на Пушкинской исключительно благодаря его неуемной энергии. Как ему удалось без гроша в кармане построить этот центр, в котором к тому же лечат детей бесплатно, — это уже не тема для рассказа. Это тема для большого научно-фантастического романа. Во всяком случае, с тех пор как Борис Давидович загорелся этой идеей, все люди в его сознании четко разделились на две категории: красивые, светлые личности — то есть те, кто помогает центру или может ему помочь, и уродливые, грязные животные — те, кто не помогает или еще помогает, но может в любой момент отказаться…