– Но тебе же можно иногда туда заглядывать? – спрашивает Генерал и смотрит на меня. – В твоё королевство то есть.

– Да, – отвечаю я и качаю головой, – ещё можно. Но я теперь не хочу. Что ж получится, я – гость в собственной стране? Это мой дом, и я хочу там жить!

Ведь это совсем не так просто – носить с собой целое королевство, хоть я и его принцесса. Мауляндия в карман не помещается. Даже в сотню картонных коробок – и то нет.

Дни в Мауляндии чаще всего начинались с утренней гимнастики, я занималась ею на кухне, на бело-синем диване возле орехового стола. Не то чтобы произвольная олимпийская программа, а так – потягушечки, попрыгушечки, велосипеды ногами и пропеллеры руками. Стихийное продолжение снов, плавно переходящее в затейливый завтрак. Совершенно необходимая по утрам вещь – встряхнуться самой и расшевелить мир вокруг! Иногда от этих дёрганий и кривляний я первая прыскала со смеху, а иногда меня опережали мама и Тот Человек.

Надо сказать, что с утра у Того Человека – он просыпался раньше всех – всегда было превосходное настроение. Когда я выползала на кухню, он уже восседал за столом с газетой в руках, с наслаждением откусывал от булочки и тайком посматривал из-за газеты, как я, словно зомби, шаркаю ногами.

– Доброе утро, Паулиночка! – щебетал он.

В ответ я рычала что-то невнятное и плюхалась на диван. И вперёд: перекатываясь по сине-белой обивке, потихоньку разгоняла сонную кровь, потом подтягивала ноги на диван и подпрыгивала на корточках, потом валилась на спину и болтала в воздухе ногами или вскакивала и устраивала бег на месте. Тот Человек смеялся, хлопал в ладоши и делал мне бутерброд с мёдом, бананом и миндальным муссом. Да, это у него здорово получалось.

А что теперь? Теперь пусть сам прыгает на старом диване и смеётся над собой! Тут в Пластикбурге никто не прыгает и не смеётся, на кухне стоят только пластмассовый стол и два складных пластмассовых стула. И бутерброды я делаю себе сама.

Коробки в своей комнате я распаковывать не стала. И не стала дружить с этими жабами и пиявками из нового класса. Они меня не интересуют. Некоторые на вид вполне ничего, другие скучноваты, одни заговаривают со мной, другие просто пялятся, одни что-то спрашивают, другие рассказывают о себе, некоторые тайно покуривают, другие ходят на верховую езду, одни пьют колу, другие – молоко, у одних есть фирменные шмотки и мобильники, у других нет. Но мне все они неинтересны, знать ничего о них не хочу. Не нужны мне новые друзья, ведь, если захочется, можно просто сесть на велик и через полтора часа рядом со мной будут мои настоящие друзья, делов-то.

Я хожу в эту школу, сижу в этом классе, что-то пишу в тетради, слушаю учителей, но на самом деле – парю надо всем этим, меня тут ничего особо не трогает. Я знаю: вот-вот подует ветер и унесёт меня, я тут ненадолго, скоро снова буду там, где моё место – моё и мамы.

И вдруг в нашу пластмассовую дверь звонят. Мама как раз отпила кофе и от неожиданности поперхнулась. Я перестала жевать. Мы смотрим друг на дружку.

– Кто это? – спрашивает мама. Я пожимаю плечами.

Мама со стуком ставит чашку на блюдце (они не пластмассовые, мы привезли их с собой из Мауляндии), встаёт, как-то странно путается в собственных ногах, спотыкается и почти падает.

– Вот чёрт! – ругается она, кое-как умудряется сохранить равновесие и вылетает из кухни. Я смотрю ей вслед и слышу: открывается дверь, чей-то юный голос тихо и неуверенно что-то бурчит, потом радостный ответ мамы. Что они там говорят, не разобрать, и на секунду у меня мелькает надежда: а вдруг это Тот Человек с грудой бутербродов? Но тут я слышу, как мама зовёт:

– Паулина, это к тебе…

Перед дверью – долговязый нескладёха. Тот, с первого ряда, у которого прыщики на шее и солнечно-жёлтые зубы.

– Привет, – говорит он и при этом старательно смотрит в пол. – Я Пауль.

– Это что, шутка? – говорю я.

– Что?

– Что тебя Пауль зовут.

– Почему?

– Потому что я Паулина.

– Знаю, – говорит нескладёха, пожимает плечами и чешет в затылке.

Потом бурчит, обращаясь к коврику перед дверью:

– Да не, вряд ли шутка, мои родители же не знали, что мы встретимся.

– Что правда, то правда, – говорит мама с усмешкой.

– Может, ты лучше… – говорю я и глазами посылаю ей выразительный намёк на Истошный Мяв.

– Ах да, кофе-то мой остынет, – спохватывается мама, улыбается и исчезает.

Пауль то и дело поднимает взгляд на меня, на четверть секунды, не больше.

– Э-э-э-э… – мямлит он, – м-м-м-м, хм-м-м-м, ну-у-у, в общем…

– Валяй, выкладывай, – говорю я, – неохота целый день ждать.

– Ну, в общем… – говорит Пауль, – я на соседней улице живу…И как бы это… Я подумал… Ты же здесь новенькая… И я подумал… Подумал, я бы мог за тобой заходить… ну, чтобы это… идти в школу… вместе. Ну, вдруг…

– Пф-ф-ф… – выдыхаю я и приглядываюсь к дылде повнимательнее. Он стоит передо мной, как аист на снегу. Я пожимаю плечами: – Окей, секунду.

– Окей, ладно! – говорит Пауль.