– В любом случае такого уже пять лет не случалось.

– Как я понимаю, ждать осталось недолго, – и она опустилась на переднее пассажирское сиденье.

– Наоборот, – запротестовал я, устроившись за рулем. – Как тебе скажет любой психолог, специализирующийся на поведенческом анализе, если человек пять лет прожил, не допуская какой-то ошибки, он уже никогда ее не допустит.

– Жаль, что сейчас рядом нет такого психолога.

– Ты думаешь, он возразит мне, и напрасно. Они называют это «правилом пяти лет».

Я завел двигатель, а Пенни нажала соответствующую кнопку на пульте дистанционного управления, включив электрический привод ворот.

– Подожди, пока они полностью не поднимутся, а уж потом выезжай, – предупредила она.

– Я никогда не выезжал сквозь гаражные ворота, – напомнил я ей. – Однажды въехал в них задом, но это совсем другое.

– Возможно. Но, учитывая, что пяти лет с того случая еще не прошло, я предпочитаю не рисковать.

– Знаешь, для отпрыска родителей, которые величают себя Клотильдой и Гримбальдом, ты удивительно забавна.

– Я и должна такой быть, не так ли? Не сшиби почтовый ящик.

– Могу, если захочу.

Мы уезжали в прекрасном настроении. И предстоящий вечер обещал только хорошее: вкусную еду, вино, смех и любовь.

Вскоре, однако, Судьба подвела меня к обрыву. И я, даже увидев под ногами пропасть, тем не менее шагнул вперед. Не просто шагнул – прыгнул.

В ресторане «Рокси» (находится в Ньюпорт-Бич, на полуострове Бальбоа, неподалеку от одного из двух городских пирсов) приглушенный свет, уютная обстановка и отличная кухня.

В большинстве нынешних ресторанов так же шумно, как на фабрике по изготовлению цимбал и барабанов, на которую ворвались двести шимпанзе с намерением хорошенько оттянуться. В этих заведениях воздерживаются от использования шумопоглощающих материалов и устройств, утверждая, будто какофония звуков создает у посетителей ощущение, что именно здесь жизнь бьет ключом.

По правде говоря, такие рестораны привлекают посетителей, само существование которых, да еще в таком количестве, доказывает, что наша цивилизация умирает: шумные, сорящие деньгами эгоисты, которым с пеленок внушалось, что самооценка важнее знаний, что манеры и этикет – всего лишь средства подавления. Им нравятся звуки собственной похвальбы, они убеждены – чем громче они говорят, тем больше людей жаждет присоединиться к их компании.

Ресторан «Рокси» вместо всего этого предлагает спокойствие и уединенность. Иной раз шум разговоров становился громче, но никогда не отвлекал. В сочетании с позвякиванием столовых приборов и случающимися взрывами смеха эти голоса создавали ласкающую ухо музыку из новостей дня, сплетен и историй ушедших времен.

Мы с Пенни поговорили, среди прочего, об издательствах, политике, соленых огурцах, искусстве, Майло, собаках вообще, Лесси в частности, блохах, Флобере, Флориде, аллитерации, танцах на льду, Скрудже Макдаке и роли черных дыр во Вселенной.

В золотистом свете уходящего дня и мерцании свечей, горящих в ограненных чашах из стекла цвета янтаря, сияющая Пенни выглядела прекрасной королевой, а я, вероятно, напоминал Румпельштильцхена, собирающегося украсть ее еще не рожденного ребенка. Хорошо хоть, что мои уродливые стопы скрывались под носками и туфлями.

Когда мы справились с главным блюдом, но еще не приступили к десерту, Пенни пошла в туалет.

Увидев, что я сижу один, Хамал Саркисян остановился у столика, чтобы составить мне компанию.

Рокси Саркисян открыла этот ресторан пятнадцатью годами раньше и остается шеф-поваром, удостоенным многих премий. Очаровательная женщина, она редко покидает кухню.

Хамал, ее муж, идеальное «лицо заведения». Он любит людей, у него неотразимая улыбка и достаточно дипломатических навыков, чтобы успокоить и расположить к себе самого вспыльчивого клиента.

Стоя у стола, он не одарил меня своей фирменной улыбкой, наоборот, во взгляде читалась тревога.

– Все хорошо, Кабби? – спросил он.

– Потрясающий обед, – заверил я его. – Идеальный. Как и всегда.

– Ты собираешься в рекламный тур со своей новой книгой? – спросил он, по-прежнему оставаясь серьезным.

– Нет. На этот раз им придется обходиться без меня.

– Не волнуйся из-за него, из-за того, что он говорит.

– Не волноваться из-за кого? – в недоумении переспросил я.

– Он – странный человек, этот критик.

– А-а. Так ты читал рецензию Ширмана Ваксса, да?

– Только два абзаца. Потом плюнул на его колонку и перевернул страницу.

– Меня это уже не колышет. Я вычеркнул его рецензию из памяти и жизни.

– Он – странный человек. Всегда заказывает столик на имя Эдмунда Уилсона.

Я тут же оглядел зал.

– Он приходит сюда?

– На обед редко. Чаще на ленч.

– Понятно.

– Всегда один, расплачивается наличными.

– Ты уверен, что это он? Никто вроде бы не знает, как он выглядит.

– Дважды наличных ему не хватило, – объяснил Хамал. – Он воспользовался кредитной карточкой. Ширман Ваксс. Он – очень странный человек.

– Будь уверен, если бы сегодня он зарезервировал столик и я наткнулся бы на него, обошлось бы без скандала. Критика меня не цепляет.

– Если на то пошло, он зарезервировал столик на завтрашний ленч, в половине первого.

– Имеет полное право.

– Он – чертовски странный человек.

– Рецензия – это всего лишь единичное мнение.

– От него у меня даже мурашки бегут по коже, – гнул свое Хамал.

– Я уже об этом забыл. Ты знаешь, каково это. В какой-то газете ваш ресторан обругали – c’est la vie. Но вы продолжаете работать.

– Нас никто никогда не ругал.

Я уже сердился на себя за такое сравнение.

– И с какой стати? Тут все идеально.

– Ты часто получаешь плохие рецензии?

– Учет я не веду. Одна из десяти. Может, из восьми. С моей третьей книгой… каждому седьмому рецензенту она не понравилась. Я ориентируюсь не на негатив. Девяносто процентов хороших рецензий окрыляют.

– Восемьдесят шесть, – уточнил Хамал.

– Такое случилось только с третьей книгой. Некоторые критики посчитали, что я мог бы обойтись без карлика.

– Мне нравятся карлики. У меня есть кузен в Армении. Он – карлик.

– Даже если один из твоих персонажей – карлик, ты должен называть его «маленький человек». Слово «карлик» вызывает гнев некоторых критиков.