— Вы сейчас серьезно?

— Пора уходить, — рычу я.

Ни один из них не рад этому, но они знают, кто управляет этим чертовым городом. Я — продолжение Габриэля, и единственное, чего они не хотят, это злить нас.

Семья Джейкобсонов давно ведет бизнес. У них огромная куча денег, но они продолжают хвататься за каждое мелкое предприятие, которое им попадается на пути. Но это не значит, что мы не могли уничтожить их, даже не моргнув глазом.

Когда наступает тишина, я поворачиваюсь к Эмери и смотрю, как она перебирает бумаги на своем столе, ведя себя так, будто меня здесь вообще нет.

Когда становится ясно, что я не собираюсь уходить, она наконец поворачивается ко мне.

— Я ценю твою помощь.

Я вижу ее лицо, идеальное маленькое тело, аккуратно одетое в это платье. Я могу точно представить, как она выглядит под ним. Изгибы и мягкость ее тела, влажная киска и вздымающаяся грудь. Мой член вздрагивает при воспоминании о том, как я погружаюсь глубоко в нее, мои руки дергаются, пытаясь обхватить это нежное горло.

Теперь она больше не захочет меня видеть.

Не тогда, когда знает, кто я. Что я сделал. И это было не потому, что я был ее сводным братом.

Я делаю осторожные шаги через комнату, с любопытством поднимая бровь, когда она отшатывается. Ее голова поднимается вверх, чтобы сохранить зрительный контакт, а горло пытается сглотнуть, когда в ее глубоких карих глазах блестят воспоминания.

Мой палец просовывается под шарф, который она обернула вокруг шеи, и я дергаю его, останавливаясь только тогда, когда ее рука поднимается и накрывает мое запястье, удерживая на месте.

— Не надо.

— Стыдно, Эмери? — спрашиваю я тихим голосом, вдыхая ее уникальный аромат. Она была слишком хороша: овальное лицо, розовые щеки и губы, приоткрытые при вздохе.

— Я не знаю.

— Думаю, это правильный ответ, — соглашаюсь я, сильнее тяну и стягиваю шарф с ее горла, позволяя ему болтаться в руке. Засос на шее начал исчезать, но он, несомненно, был.

— Зачем ты это сделал? — спрашивает она.

— Снял шарф? Потому что мне нравится видеть свой след на твоей красивой коже.

Она краснеет, но качает головой.

— Нет, дома. Я про нижнее белье.

Я чувствую, как мой рот растягивается в той жестокой ухмылке, которая, я знаю, заставляет людей нервничать. Она стоит неподвижно, пока я провожу кончиком пальца по ее шее, но реакцию ее тела она не может контролировать. Она знает, как я могу заставить ее чувствовать, и она жаждет этого, даже когда не хочет.

— Потому что игры делают вещи интересными, — говорю я ей. — Можешь ли ты представить, в каком ужасе были бы твой отец и Мария, узнав, что ты трахнула своего сводного брата? И при этом помолвлена с другим мужчиной. Поистине шокирует, Эмери.

— Я не помолвлена с другим мужчиной, — плюет она.

— Это так?

— Это была ошибка, Атлас. Я не ожидала увидеть тебя снова.

Ошибка. Я всегда был ошибкой.

Моя рука скользит к ее шее сзади, прежде чем я обхватываю ее, притягивая к себе, пока ее грудь не прижимается к моей. Она задыхается, ее глаза широко раскрыты, и страх просачивается на ее лице.

Прекрасное ощущение, когда ее грудь прижата к моей груди, руки сжимают меня. Я уже знал, что она слишком хороша для меня. Я ничего не заслужил и ничего не получу.

Моя рука сжимает ее шею, но вместо того, чтобы кричать или отбиваться, ее тело, кажется, расслабляется, словно просто принимая свою судьбу.

— Удачи тебе с твоим женихом, Эмери, — шепчу я, наклоняясь, мои губы прикасаются к ее губам, пока я говорю. — Но помни, он никогда не заставит тебя кончить так, как я, когда будет трахать. Ты будешь лежать и терпеливо ждать конца, вспоминая, что та ошибка заставила тебя в последний раз кричать.

Я отхожу от нее и не жду ответа, роняя ее шарф на край стола. Собаки лают из своих клеток, а персонал учреждения разговаривает приглушенным тоном, несомненно, сплетничая о том, что только что произошло в зале заседаний.

Эмери не последовала за мной, чего я от нее ожидал, и было бы разумно, если бы я держался подальше от этой женщины.

* * *

Мой кулак сильно ударяет по груше, кожа на костяшках пальцев уже треснула, пот течет по моему телу. Я занимался этим часами, снова и снова, снова и снова.

Мои воспоминания и кошмары заняли постоянное место на переднем крае моего сознания, и тот день — тот чертов день — который сломал меня навсегда, проигрывался на повторе.

Мы с Ашером были неразлучны. Так было с близнецами, и после того, как нас забрали у матери, как бы ужасно ни было с ней жить, мы были нужны друг другу, как дети, теперь растущие в семье, которая не хотела нас также, как и наша мать. Но у них были свои правила, и несмотря на то, что мы были рождены из неверности и не считались чистокровными, мы были Сэйнтами.

Откуда нам, шестилетним детям, было знать, что все наше существование было своего рода преступлением против семьи, правившей Редхиллом?

Эти вещи запятнали наше воспитание, но со временем мы выросли, стали чем-то большим, когда Габриэль стал главой семьи, но Ашер… он изменился.

Я должен был это увидеть.

Я должен был заметить изменения в нем в те недели, перед его смертью. Поздние ночи и исчезновения, пятна крови на одежде и затравленный взгляд в глазах. Что-то было не так, но я ничего не сделал.

Даже если бы я не нажал на курок, то все равно подвел бы его.

Мой брат Габриэль всегда придерживался давно установленных правил в отношении семьи и традиций, поэтому в конечном итоге он взял сына Амелии и женился на девушке. Но я предположил, что именно здесь все пошло не так.

В тот момент, когда Габриэль привел домой свою теперь жену и ее сына, что-то в Ашере кардинально изменилось.

И прошли недели, прежде чем все рухнуло.

Я до сих пор представляю сцену того дня так, как будто это произошло всего несколько часов назад, а не месяцев.

До сих пор помню, как я выследил их всех до того ветхого старого дома на окраине города. Я видел тела и кровь, видел, как Амелия лежала на полу, обнаженная и истекающая кровью, после того, как мой собственный брат избил ее, и тогда я понял.

В тот день я почувствовал ярость, которой никогда раньше