Доктор Хемингуэй учил своих детей жизни под открытым небом. Его сын был деятельным членом оак-паркского отделения «Клуба Агассиза». От Эда Эрнест узнал, как выживать в дикой природе, ходить, как ходят индейцы, как насаживать муху, чтобы поймать форель, научился заготавливать впрок и делать чучела из животных после их смерти и многому другому. «Клуб Агассиза» был в мыслях мальчика даже во время путешествия в Нантакет, когда он написал отцу с вопросом, стоит ли тратить два доллара на покупку ножки альбатроса для клуба. Потом Эрнест будет ставить перед собой задачу делать всё самым лучшим образом – выбирать вино, например, или писать в кафе, готовить форель или постигать искусство корриды – на самом деле, некоторые считают, что Хемингуэй фетишизировал свою идею все делать правильно за счет эмоций, особенно когда стал старше. (Такой смысл он часто вкладывает во многие рассказы о Нике Адамсе, к примеру, в «На Биг-Ривер». Ужасные последствия душевных потрясений и военного невроза можно обуздать, если правильно выполнять простые действия: гулять пешком, упаковывать рюкзак, рыбачить, готовить пищу в лагере.)

Эрнест часто хвастался, что его мать записала в детском альбоме: он «ничего не боится». Конечно, это означало, что ему был знаком страх, как бы ему ни удалось возвыситься над ним. Грейс делала и другие записи в детском альбоме, которые смутили бы любого ребенка: как он пел «три флепые мыфки/фмотри, как пегут» и что у него были ямочки на обеих щеках и губки бантиком. «Эрнест очень любящий мальчик, – писала Грейс. – Он обнимает меня за шею и говорит: «Я же маленькая мамина норка, да? Ты будешь моей Мамой Норкой?»

На фотографиях, которые Грейс вклеивала в детские альбомы Эрнеста, мы видим маленького мальчика в платьицах, в чепчике и с длинными волосами, настоящего ангелочка с виду. В примечании Грейс описывала, что это «белое кружевное платье с розовыми бантами». На некоторых снимках Эрнест в розовом полосатом или клетчатом платье с баттенбергским кружевным воротником и чепчике, вязанном крючком; иногда его волосы острижены коротко, по-мальчишески, а в другой раз – длинные, по плечи, красиво причесанные, точно как у его сестры Марселины. Конечно, на рубеже двадцатого столетия многих мальчиков одевали как девочек. Эта практика была выражением общей сентиментализации детства, при этом невинность – ассоциировавшаяся с более нежным, слабым полом – высоко ценилась. «Маленький лорд Фонтлерой» Фрэнсиса Ходжсона Бернетта (1885) породил моду на локоны до плеч, которые делали мальчиков часто неотличимыми от девочек. Но после первого года[4] мальчиков, как правило, переставали наряжать в платья и надевали на них соответствующую одежду. Что же касается первых детей Грейс, то примечательно, что, даже когда они вышли из младенческого возраста, Марселину и Эрнеста поочередно одевали то как девочек, то как мальчиков.

Но, как девочек или как мальчиков, Эрнеста и его старшую сестру одевали одинаково. По какой-то причине – может быть, желая привнести нерастраченную творческую фантазию в развитие детей – Грейс решила, вскоре после рождения Эрнеста, воспитывать его и его сестру, которая была на восемнадцать месяцев старше, как близнецов. Позднее она будет говорить, что всегда хотела близнецов. Марселина вспоминала, что у нее и брата были одинаковые куклы и одинаковые кукольные чайные сервизы, и еще одинаковые пневматические ружья. Грейс хотела, чтобы дети чувствовали себя близнецами, поэтому поощряла их все делать вместе: ловить рыбу и гулять, или катать кукол в игрушечных колясках. На фотографиях из «Уиндмира» мы видим детей в комбинезонах и с одинаковыми стрижками «под пажа», т. е. с волосами прямо остриженными по бокам и сзади и с тяжелой челкой.

Другие фотографии Марселины и Эрнеста, сделанные примерно в 1902 году, позволяют предположить, что Грейс одевала их то как мальчиков, то как девочек и тогда, когда дети стали достаточно большими, чтобы понимать, что происходит. Пухлый малыш с толстенькими ножками под платьем выглядел органично, однако мы видим Эрнеста в три с половиной года с длинными тонкими ногами в белых чулках и женских туфлях с ремешком, в платье длиной до колена и огромной шляпе с цветами. Фотографии создают решительно странное впечатление – что подтверждается замечанием Эрнеста, сделанным вскоре после этих фотографий. «Ему было очень страшно перед Рождеством, – записывала Грейс в его детский альбом, – оттого, что Санта-Клаус узнает, что он мальчик, потому что на нем та же одежда, которую носит его сестра».

Кажется, Грейс Хемингуэй придавала большое значение волосам. Эрнест был белокурым от рождения, с голубыми глазами, и оставался таким примерно до пяти лет; у Марселины же были темные волосы. Грейс подчеркивала, что у Эрнеста и позднее Санни и малыша Лестера был цвет волос Холлов – хотя потом его волосы потемнеют, а глаза станут карими. «У него золотистые волосы, – с удовлетворением отмечала Грейс в одном из детских альбомов, – и челка, а вокруг головы вьются кудряшки». Грейс была высокого мнения о белокурых волосах, но особенно ценила рыжие и была разочарована тем, что ни у одного из ее детей не было рыжих волос. «Мать всегда обращала наше внимание на то, что это самые красивые волосы в мире», – писала Марселина и отмечала, что у первой жены Эрнеста, Хэдли, волосы были золотисто-каштанового оттенка, к которому Грейс имела пристрастие. Судя по вниманию, которое она уделяла прическам двух старших детей, она точно так же была заинтересована в одинаковости их стрижек, внушая им или демонстрируя на младших детях привлекательность курчавых локонов или того беззащитного места на затылке, оголенного стрижкой под маленького мальчика, которую она сделала как Эрнесту, так и его сестре. Неудивительно, что у Эрнеста разовьется интерес к волосам – их цвету, форме, длине, – который превратится у повзрослевшего мужчины не во что иное, как в эротический фетиш. Он будет претворять в жизнь эротические сценарии, в которых цвет волос и пол будут играть важную роль, вместе с каждой из своих четырех жен. С Хэдли они разыграли драму, в которой, пока они катались на лыжах на отдыхе и никто из городских друзей не видел их, он отращивал волосы, тогда как она свои подстригала, до тех пор, пока их волосы не стали одинаковой длины. В ранних черновиках романа «Праздник, который всегда с тобой» – мемуарах о проведенной с Хэдли юности в Париже – он пишет об изменениях, которые они совершали со своими волосами, о том, как они выглядели и как ощущали себя, и намекает на перемены, которые их андрогинные стрижки произвели в их сексуальных практиках – они называли их «тайными удовольствиями».

Впрочем, природа происходившего в сознании и душе молодого Эрнеста, в том, что касалось андрогинной одежды и причесок, остается далеко не ясной. На это накладывались опасения из-за того, что сама его мать бросала вызов традиционным гендерным ролям: своей профессией и, как считал Эрнест, доминированием в семье – по поводу чего Эрнест и тогда, и позже будет испытывать очень смешанные чувства.