class="p1">Внутри скучно. Я примеряю шерстяное форменное платье, и мне ужасно жарко. Продавщица советует взять на размер больше — первоклашки быстро растут, и платье, которое строго впору, к Новому году может стать малым. Я снимаю первое платье и надеваю второе, потом ещё… Жарко, как жарко!

Усилием воли я погружаюсь в воспоминание глубже. Чуть назад. Теперь я отслеживаю моменты, на которые маленькая я вовсе не обращала внимания. Бесконечные, как мне кажется, ряды форменных коричневых платьиц. Мы идём на тот край, где самые маленькие размеры.

— Вот, пожалуйста, — говорит продавщица, — здесь на ваш рост.

Мама приподнимает подол висящего с краю платьица и находит прикреплённые на нитке прямоугольнички картонных бирок:

— Я хотела бы ознакомиться с составом ткани.

— Конечно! — руки продавщицы вспархивают. — Здесь шерсть с лавсаном, семьдесят на тридцать, здесь…

— Спасибо, я сама прочитаю, — отвечает мама с достоинством.

Она проверяет разные модели, а я теперешняя вдруг понимаю: она смотрит не состав. Цену. И выбирает самое дешёвое. И именно поэтому слова о том, что форма к зиме может стать малой, заставляет её поджимать губы.

Платье, которое мы в итоге купили, смотрелось на мне великовато. Мешком смотрелось, если честно. А ещё оно кололось, особенно в тех местах, где вшивались рукава, и поэтому я вместо маечки надевала под низ футболку.

Баграр, по-моему, вообще никогда не думал о деньгах и покупал всё, что приглянулось мне или ему.

Спустя короткое время эта новая медсестра вернулась, постучалась, дождалась моего разрешения и вручила мне свёрток, от которого ощутимо несло гарью.

— А туфли?

— Туфли? — немного отрешённым голосом переспросила она. — Извините, я не подумала. Надо туфли?

— Конечно, надо.

— Сейчас принесу.

Пока она ходила, я разложила свои вещи, тщательнейшим образом магически очистила их, переоделась, ночную рубашку сунула под подушку, поверх платья накинула халат и стала похожа на докторшу. Потом забрала у медсестры, успевшей обернуться, мои пошитые по спецзаказу и Баграром дважды обработанные (для крепости и от умыкания) туфельки, обулась.

Медсестра посмотрела на меня и потёрла лоб, что-то соображая:

— Павел Валерьевич…

— Да?..

— Он просил взять ваши рисунки.

— Хорошо, — я не глядя взяла всю изрисованную пачку. — Теперь мы можем идти?

— Д-да.

Что-то мне не очень нравилось поведение моей (ладно, честно скажу) подопытной. Похоже, что моё воздействие выветривалось быстрее, чем мне хотелось бы. Вспомнить надо хорошенько, наверняка были какие-то тонкости.

Медсестра пошла по длинному-предлинному коридору, периодически потирая лоб и оглядываясь на меня. А я шла за ней, попутно внимательно разглядывая двери в этом заведении. На всех дверях были таблички, в основном с короткими надписями, всего из двух значков. Я рассудила, что это, должно быть, номера палат, в которых лежат больные. За дверями слышны были отголоски действий их жильцов. Мы шли, и звуки сменяли друг друга: шорохи, возня, бормотание. Вот за очередной дверью вскрикнул и тонко заплакал женский голос. Моя провожатая покачала головой и попросила меня:

— Минуточку постойте, пожалуйста! — быстро подошла к этой двери, открыла её и занырнула головой в палату:

— Лейла, ну что, опять? Будем колоть?

— Не надо, — ответил сильно заплаканный голос, — я почти справилась.

— Ну, смотри, а то я новенькую к Пал Валерьичу отведу и к тебе заскочу.

— Я попробую сама, — ответили из-за двери надрывно.

— Ладно. Перед обедом зайду, принесу тебе новые таблеточки, что Пал Валерьич сегодня назначил, — медсестра вынырнула в коридор, скорбно покачала головой и кивнула мне: — Идёмте.

Я прошла пару шагов и вдруг неожиданно для самой себя вернулась к палате этой несчастной Лейлы — так вдруг жалко её стало. Взяла из пачки верхний рисунок (тот самый, про который я вчера думала, что для душевной гармонии он будет полезен) и затолкала под дверь. Рисунок шёл тяжело — с той стороны то ли коврик у двери лежал, то ли тряпка какая… и вдруг втянулся весь, одним махом. Лейла, должно быть, его увидела.

Я догнала медсестру и пошла следом, как ни в чём не бывало. Мы дошли до конца коридора, где он пересекался с другим, уходящим одновременно направо и налево. В левом ответвлении часть дверей была открыта и там происходила какая-то деловая суета. Вот, например, кухня. Девушка, которая катает тележку, возится у больших ванн, моет здоровенные баки. В следующей двери мелькнули широкие полки до самого верха, заполненные чистым постельным бельём, и пахло оттуда утюгом.

Но мы повернули направо. Здесь таблички на дверях стали другими — с длинными надписями, иногда в две и даже три строчки, некоторые в бронзовых рамках. Медсестра провела меня к двери, на которой была аж пятистрочная табличка — сразу видно, кто-то важный ту сидит. Памятуя про вчерашнее воспоминание с чтением, я отметила для себя знакомые буквы. Получилось:

+а+++у++и+

от++л+ни++

+осстано+ит+л+но+

+си+иат+ии

Лу++нко +.+.

От этого ребуса у меня чуть не закружилась голова, и я решила пока обратить внимание на более приятную вещь. Рядом с дверью доктора в бочке рос большой куст, украшенный несколькими тёмно-бордовыми розами. Даже, можно сказать, это было маленькое дерево. Пока медсестра стучалась и осторожно заглядывала внутрь, я погладила тёмные листья и принюхалась — как хорошо пахли эти цветы! Внезапно захотелось больше, и я щедро направила маленькому дереву жизненной энергии. Пусть растёт, радует людей.

— Проходите, — позвала меня медсестра, и когда я вошла, прикрыла за мной дверь — живые звуки коридора разом отсеклись, словно пуховую подушку на поющий кристалл накинули.

ДУШЕВНЫЙ ДОКТОР

Кабинет не блистал богатством. Стол, докторское кресло, стул для пациента, шкаф для бумаг с запирающимися дверцами (из замочков торчали ключи). За шкафом, в боковой стене, была ещё одна дверь, прикрытая. В углу стоял разлапистый фикус.

Дядька доктор посмотрел на меня и слегка нахмурился:

— А почему вы так одеты?

— Потому что это правильно и прилично — вы не находите? — в свою очередь спросила я, присела напротив него на стул (а с чего бы я вдруг должна была стоять, извините?) и положила на стол свои рисунки — в конце концов, он же их посмотреть хотел — вот пусть и любуется.

Он, действительно, не нашёлся, что сказать и потянулся к пачке:

— Вы позволите?

— Да, прошу.

— Вы говорите, что во время рисования вам как будто вспоминаются моменты вашей жизни?.. — он перебирал листы, вдруг остановился и показал мне запись приснившегося смешного и неуклюжего детского рассказа: — А это что?

— Это я припомнила, — честно сказала я. — Кажется, это из детской книжки для обучения чтению. Я записала, чтобы не забыть.

— А вот эти значки рядом?

Я пожала плечами:

— Мне кажется, они так звучат.

— Очень интересно, — он отложил листок в сторону и посмотрел на меня профессионально-доброжелательным внимательным взглядом. — А вот это что?

На предмет рисунков мне рассуждать особо не хотелось, чтобы не углубиться в ненужные дебри. Этому Баграр тоже пытался меня научить, беспрестанно вдалбливая: не давай противнику лишней информации о себе. Я и о буквах-то, наверное, зря сказала. Надо было спрятать этот листок, а я про него напрочь забыла, да и утро какое вышло — сплошным комком.

— Это просто узор, — твёрдо сказала я.

И этой линии нужно придерживаться: узоры. Безо всяких подтекстов.

Но доктор явно настроен был обсуждать.

— А они разные. Эти вот более угловатые, посмотрите — как будто камни драгоценные.

— Ну, это же специально… — я начала говорить и осеклась. Я сутки почти ни с кем не общалась. Насиделась в одиночестве, что ли? Чуть не брякнула ведь, что это для того, чтобы «обмануть» магические энергии и позволить им задержаться в узоре подольше. А этот доктор — в его ментальном поле было нечто… Нет, он совсем не был магом, даже отдалённо. Но какое-то… эхо от эха, я бы так сказала, магической способности в нём присутствовало. Он располагал к себе. И при нём хотелось болтать.

— Что специально? — мягко спросил он.

— Чтоб красивее было! — я честно захлопала на него «своими глазищами», как Баграр говорил. С ним, кстати, всегда прокатывало.

— М-хм… А вот это…

— Похоже на салфеточку, — скроила умильную рожу я. — А нельзя у вас попросить крючок и нитки? Или спицы? Я бы такое связала.

— М-м-м? Ты… — доктор помялся, — вы умеете вязать?

— Конечно!

А что, в этом мире курса рукоделия нет в школах, что ли? Блин, как неудобно ничего не знать!

— Я посоветуюсь с коллегами, — он улыбался как добрый гном. А меня так