Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если это всего лишь слухи и мы переночуем?
— Через пару дней сюда пришлют чародеев, узнать, что случилось с Его Высочеством.
— Ага, результат понятен. А если мы уйдем из замка? Есть здесь поблизости какое-нибудь селение?
— Это же Сангрелар. — Серхио уставился на меня так как, будто это слово объясняло абсолютно всё.
— Я не помню, что это.
— Остров это. Здесь куча чародейских тварей, стоит нам выйти — мы трупы.
— Зато быстро и без пыток, — заметил я. — В этом плюс вижу. И пойдем мы не с пустыми руками, можем отбиться. Но ты не ответил на вопрос о населенных пунктах.
— Ближайший — в паре дней ходьбы, — неохотно отозвался Серхио. — Дон Алехандро, вы серьезно надеетесь отсюда выбраться?
— А ты серьезно хочешь сидеть и ждать смерти? У нас ни еды, ни воды.
— Герой нашелся, — усмехнулся он.
— Я не герой, просто умирать не хочу, — возразил я. — Неужели из этого леса никто не выходил?
— Почему не выходил? Выходил. Сюда за добычей артелями ходят, да.
— В замок?
Он закатил глаза.
— Дон Алехандро, я ж говорил, под чарами он. Выйти сможем — зайти уже нет. И никто не может. Единственный путь зайти — через эту башню.
Куда только делась уверенность, с которой он расправлялся с королевскими солдатами?
— А артелями ходят большими?
— Дон Рикардо, у которого я служил подручным, — вздохнул Серхио, — одно время сюда хаживал. Рассказывал, что чем группа больше, тем она на себя сильнее привлекает монстров. Причем не мелочь какую, а крупняк. У отряда в четыре-шесть человек шансы выйти с добычей были неплохие, а у десятка — только добычей монстров стать.
— Ну вот, а нас двое. Нас даже не заметят.
— Как же, не заметят. Был бы хоть один из нас чародей, а так… Съедят, как есть съедят.
Он перегнулся через борт, как будто высматривая монстров. Деревья под нами были высоченные и подступали почти вплотную к замку, и с такой густой листвой, что рассмотреть, что там внизу происходит, я не смог даже с помощью подзорной трубы, найденной в рубке. Я сосредоточивался исключительно на том, что нужно срочно сделать, потому что стоило хоть немного задержаться мыслями на событиях сегодняшнего дня, как мозги начинают вскипать. Воспоминания о прошлой жизни следовало задвинуть подальше, чтобы не свихнуться. Хотя бы до того момента, когда окажусь в безопасном месте. Но пока я — дон Алехандро Торрегроса, полностью потерявший память.
Но не мозги. Если я хочу выжить, отсюда надо уходить немедленно. Но уходить так, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что кто-то пережил ритуал. Потому что вряд ли среди жертв были случайные лица, а значит, наверняка есть список, по которому в случае чего будут искать.
Корабль был красив, а лес под ним казался настоящим морем, по которому можно проплыть со всем удовольствием, но проплыть не получится, а значит, кораблем придется пожертвовать.
— Нам нужно уходить, Серхио, — решил я. — Но сначала заберем отсюда все, что может пригодиться, а сюда стащим все трупы.
— Дон Алехандро, а вы помните эту лестницу? — обреченно спросил он. — Вы представляете, сколько времени мы будем этим заниматься?
— Серхио, ты же сам говорил, что сюда приедут выяснять, что случилось с принцем. Выяснят, что двух жертв нет. И если нам удастся отсюда выбраться, на нас устроят настоящую охоту, чтобы мы никому ничего не рассказали.
— Ваша правда, дон Алехандро. Только как вы этому помешаете?
— Загрузим все трупы, подожжем корабль и запустим автопилот.
— Что запустим?
— Аварийный вариант, — пояснил я. — Корабль отлетает подальше, сгорает и разваливается. Если на острове — трупы сожрут монстры, если над морем — рыбы. И тогда, если мы выберемся, нас никто не будет искать.
— А если не выберемся, то только напрасно устанем, — обреченно сказал Серхио, но осматриваться начал с заинтересованностью.
Грабить на корабле оказалось нечего. Там не было даже набора для потерпевших кораблекрушение. То ли предполагалось, что никто не выживет, то ли по этому поводу никто не заморачивался. Дорогая посуда и мебель в пассажирском салоне для нас ценности не представляли. Не в нашем положении брать лишний груз, да еще и с приметными вензелями. Но пара одеял нашлась. На них тоже были вензеля, но мы их решили спороть на первом же привале, а сами одеяла немного запачкать.
Артефакты, которые были приписаны к кораблю, были небольшими, а ценность имели хорошую. Но мы решили их оставить, потому что у Серхио не было уверенности, что сможем продать так, чтобы никто на нас не вышел. Мало ли, вдруг на них есть чародейские метки, указывающие принадлежность к кораблю? Нет, жадность должна быть умеренной. А вот буфет мы пограбили основательно, хотя продуктов там было, как будто на пикник собирались небольшой группой: хлеб, вяленый окорок и головка сыра. Серхио вытащил еще пару бутылок, которые его полностью примирили с необходимостью идти через лес.
— Эх, по лестнице тащиться туда-обратно столько раз, — вздохнул он и начал спускаться.
— За хорошей беседой время быстро пройдет, — ответил я. — Что за ритуал пытались провести?
— А вы не знаете дон Алехандро?
Я постучал по лбу.
— Тут, Серхио, полная пустота. Все выжглось ритуалом.
— Ну, это-то понятно, что выжглось, — неожиданно сказал он. — Странно, что мы вообще выжили. Хотя вы-то, дон Алехандро, были не основной жертвой, а закрепляющей.
— А основной жертвой был наследник престола?
Серхио остановился и захохотал.
— Ну вы и сказанули, дон Алехандро. Жертвой. Он не жертва. Он — тот, к кому переходят знания.
— Какие знания?
— Алтарь Бельмонте для чего был сделан? Чтобы отобрать навыки у жертвы и передать нужной персоне. Бельмонте-то потому и не трогали долго, несмотря на все его развлечения, что он разрешил королям пользоваться алтарем.
— И что собирались получить с меня? Умение слагать стихи?
— Без обид, дон Алехандро, но стихи особой ценности не представляют. Такой дар никто бы даже с приплатой не взял. Вы шли как закрепляющая жертва, после того, от кого было забрано умение.
— А не слишком жирно дворян приносить в жертву? — удивился я. — Этак король долго на троне не просидит.
— Вы, дон Алехандро, закрепляли чародея, а значит, были одной крови с наследником, — огорошил меня Серхио. — Бастардом королевским, так сказать. Ваша мать знала, на что шла, ложась в постель с королем. Не была она случайной любовницей, у таких король детей не оставляет. А дону Торрегроса выплатят за ваше использование столько, что он молчать будет, даже если что-то испытывал к выращиваемому ребенку.
И почему я не удивлялся? Со стороны старикашки было бы странно не нагадить, пользуясь моей дезориентированностью.
— Откуда ты это знаешь? Мне кажется, это не та информация, которая свободно гуляет по массам народным.
— Не гуляет, — согласился Серхио. — Только я при доне Акуньо был, а он благородных учил, вот я и наслушался всякого. Так что не сомневайтесь: у вашей матери был договор с королем, по которому она получала круглую сумму и больше не интересовалась вашей жизнью.
— То есть моя мать собиралась родить ребенка, которого принесут в жертву?
— Шанс выжить у вас был, дон Алехандро, если бы вы родились чародеем. Но Всевышний способности к чарам вам не дал, вот вы и оказались на алтаре.
— Падре Хавьер говорил, что церковь выступает против таких жертвоприношений.
— Это она против, когда приносят в жертву их самих, а когда других — она закрывает глаза. А что не видит церковь, то не видит Всевышний. Простому чародею сюда не попасть — летающие судна все наперечет, а королям любая церковь делает поблажки.
— А хозяину замка зачем нужно было усиливать королей?
— Бельмонте-то? — уточнил Серхио, и только тут я вспомнил, что был одним из претендентов на руку представительницы этого семейства. — Так он с каждого ритуала долю имел.
Я знатно офигел. Сегодня вообще был день офигения. Так и хотелось отпраздновать — не зря же мы откопали на корабле бутылки. Но пока не до празднований, а жаль: на трезвую голову это принимать все сложнее.
— Это же постоянное усиление? Как на это власти пошли?
— Как узнали — так сразу на один чародейский род стало меньше, — хохотнул Серхио. — Подкараулили да грохнули. Но доступ в замок не появился. А слуги, что оставались, выйти не смогли так и померли все в замке. Темная история.
Я хотел ему еще пару вопросов задать, да только мы уже дошли до ритуального зала, на пороге которого я замер и засомневался, тот ли это зал: ни трупов, ни крови,
