За годы карьеры Тэтчер практически не вспоминала о матери и как-то даже проронила: «После того как мне исполнилось пятнадцать, нам не о чем было поговорить». Похоже, у старшей сестры отношения с матерью действительно были более тесными, чем у Маргарет. Не один биограф премьер-министра, потратив много слов, выискивал здесь какие-то сокровенные окна в душу одной из наиболее значимых женщин второй половины ХХ столетия. Писали об отчуждении, о холодности между дочерью и матерью, о том, что это показывает «душевную ущербность» и «недостаточную женственность». Но дело в том, что вообще очень немногие женщины, достигшие сравнимых вершин в карьере, независимо от области, часто и много говорили о матерях. Ведь у большинства этих матерей была профессия домохозяек, что не слишком впечатляло дочерей и не то чтобы освещало их жизненный путь. А может, Маргарет просто тяжело было говорить о матери, которую она потеряла сравнительно рано, в 1960 году, тогда Тэтчер было всего лишь тридцать пять лет. Бити Робертс было чуть за семьдесят, когда она умерла, — успев порадоваться тому, что дочь стала депутатом британского парламента.

В воспоминаниях Тэтчер рассказывала, как училась у матери искусству обустраивать домашний очаг семье среднего класса. «Мама научила меня, как надо правильно гладить рубашки», — писала она в автобиографии и поясняла, как следовало обращаться с тяжелыми чугунными утюгами, которые разогревают на огне (автор знает из личного опыта, какая сноровка нужна в обращении с этим казалось бы примитивным инструментом). Беатрис Робертс, как мы уже знаем, умела хорошо шить (но не по воскресеньям — в этот день семья воздерживалась даже от чтения газет или настольных игр, а азартные игры, как и спиртные напитки, были у Робертсов вообще вне закона), а также была также хорошим кулинаром. «Дважды в неделю мать устраивала большую выпечку — хлеб, печенье, пирожные, пироги», причем две-три буханки всегда отправлялись к их знакомым, пребывающим в стесненных обстоятельствах. Чтобы не обидеть их, Маргарет говорила: «Мама напекла сегодня много хлеба и спрашивает, не пригодится ли вам вот это. Это домашнее, лучше, чем в магазине».

Надо сказать, что эти материнские уроки значили для Маргарет больше, чем она признавала вслух. Ей нравилось убирать, шить, украшать дом. Живя на Даунинг-стрит, 10 (там расположена резиденция премьер-министра Соединенного Королевства, в центре Лондона, как раз посредине между зданием британского парламента и Трафальгарской площадью), она часто выступала в роли «хозяйки дома», заботясь, чтобы служащие, работавшие в ночную смену в резиденции главы правительства, имели возможность перекусить. В своих выступлениях Тэтчер нередко использовала понятные большинству избирателей бытовые метафоры: что-то о жизни семьи и домашнем хозяйстве, объясняя с их помощью основополагающие принципы своей политики и политические императивы. «Некоторые говорят, что я только рассказываю салонные притчи и байки из домашней жизни», — заявила она на банкете лорда-мэра (главы муниципального правительства Лондонского Сити) в ноябре 1982 года. «Но я не раскаиваюсь. Эти притчи могли бы удержать многих финансистов от катастрофических ошибок и многие страны от кризиса».

В годы, на которые пришлось детство Маргарет, в Грантеме не было массовой безработицы, как в больших промышленных городах. Позже она вспоминала: «Мое самое первое в жизни отчетливое воспоминание — это уличная суета. Меня везут в коляске по улице города в парк, и по дороге я, должно быть, столкнулась с уличной суетой Грантема. Этот случай врезался в мою память как великолепная смесь цветов и оттенков, автомобилей, людей и оглушающего шума — но, как ни парадоксально, это счастливое воспоминание. Наверное, мне понравилось мое первое знакомство с окружающим миром».

Но именно когда маленькой Маргарет было чуть больше полугода, в жизни страны произошло одно из крупнейших потрясений. В первой половине 1920-х годов к власти в Соединенном Королевстве впервые пришла Лейбористская партия. (Партия труда, если быть точным, но название уже настолько устоялось в языке — советская власть в свое время не желала, чтобы политическая партия, пусть рабочая и социалистическая, но враждебная большевикам, ассоциировалась у читателей с трудом и рабочим классом, — что автор все же решил не настаивать на собственных предпочтениях.) Вскоре после череды скандалов (часть из которых была чрезмерно раздута недружелюбной прессой) и новых выборов лейбористов сменили консерваторы. Результатом их политики укрепления фунта стерлингов стало падение конкурентоспособности британских товаров на внешних рынках. Особенно это ударило по угольной промышленности, владельцы шахт решили сокращать расходы компаний, урезая заработную плату горняков. Шахтеры ответили забастовкой, поддержанной профсоюзами других отраслей промышленности. Всеобщая стачка, начавшаяся 5 мая 1926 года, продлилась всего девять дней и окончилась неудачей для горняков, которые были вынуждены признать снижение зарплат. Но стачка была одним из ключевых событий в истории страны. Она показала силу организованного рабочего класса, которая оказалась сравнимой с силой капитала и государства. При этом она также показала, что рабочие, во многом вспомнив организационные навыки, приобретенные в окопах Мировой войны, действовали ненасильственно, неидеологически и нереволюционно. Британское общество увидело, что рабочие разделяют его ценности: уважение к силам порядка, неверие в идеологии, подозрительное отношение к насилию как способу разрешения экономических и политических разногласий. Всеобщая стачка поставила британских рабочих перед искушением революции и показала как им самим, так и более всему обществу, что революция — это не то, о чем они мечтают. Почти через шесть десятилетий Маргарет Тэтчер на посту премьер-министра пришлось иметь дело с отголоском Всеобщей стачки, и она вышла из этого достойно.

На следующий год после Всеобщей стачки Альфред Робертс активно включился в местную политическую жизнь. Его выбрали в городской совет Грантема от местной торговой палаты и ассоциации рентоплательщиков. Он быстро возглавил финансовый комитет муниципалитета и занимал эту должность на протяжении следующих двадцати лет. Его бережливость сослужила ему хорошую службу, так как на своем посту он весьма аккуратно обходился с собранными муниципальными налогами. Местные газеты даже прозвали его Канцлером Грантема (аллюзия к должности канцлера, то есть министра экономики и финансов в правительстве страны — кстати, в конце 1920-х годов эту должность занимал Уинстон Черчилль, политик, к которому Маргарет Тэтчер относилась с нескрываемым восхищением). Альфред Робертс занимал в то или иное время многие другие заметные должности. Он побывал на посту главы торговой палаты, президента ротари-клуба, директором Грантемского строительного сообщества (кооперативного сберегательного общества), председателем Национального сберегательного движения, председателем Образовательной ассоциации рабочих, а также членом правления мужской и женской средних школ в городе. Он также был местным судьей, а во время Второй мировой войны возглавлял городскую службу социальной помощи.

Робертс был избран в городской совет как независимый кандидат. Он нередко подчеркивал свою беспартийность (например, в обращении к ротари-клубу: «Я, как и многие из вас, часто оказывался дезориентирован в мире политики, поддерживая то одну партию, то другую»). Однако в середине 1930-х годов он был сторонником Национального правительства (коалиции консерваторов и части лейбористов). Интересно, что в религиозно-политических убеждениях он был близок к тогдашнему главе правительства, одному из крупнейших консервативных политиков прошлого века, Стэнли Болдуину. Болдуин (кстати, двоюродный брат Редьярда Киплинга, чья поэзия очень нравилась молодой Маргарет) также происходил из методистской семьи и был сходен с Робертсом в желаниях связать христианскую мораль с политическими убеждениями. То же можно сказать и о Маргарет Тэтчер.