Намерение Джордана заняться художницей окрепло, когда он узнал, что девушка считается недотрогой. Неужели она девственница? Такого редкого экземпляра в его коллекции еще не было. Богата, отец — знаменитый на всю Америку скульптор... По мере того как молодой бизнесмен получал новые сведения об этой хорошенькой и талантливой девушке, его намерения становились все более серьезными. И он начал ухаживать за Тори, пустив в ход все свое обаяние.

Длительные загородные прогулки на его великолепном спортивном «шевроле», экзотические рестораны, вечеринки... Его крепкие надежные руки поддерживали ее, обнимали тонкую талию. Синие глаза ласково заглядывали в душу, растапливая лед одиночества. И Тори расцвела, похорошела, сменила привычные джинсы на изысканные платья... «Да она красавица! И как это я проглядел? Повезло Джордану!» Эта мысль приходила в голову не одному из ее прежних приятелей. Вечером, провожая девушку домой, Джордан лишь слегка касался поцелуем ее губ. Но однажды, после вечеринки, он уговорил Тори заехать к нему — полюбоваться на цветущие растения в его зимнем саду. Девушка согласилась, не задумываясь. Она привыкла доверять своему галантному спутнику.

Цветы действительно были хороши и одуряюще пахли. Среди них, прямо в саду, стоял мягкий кожаный диван с разбросанными по нему подушками, а перед ним столик, накрытый для двоих. Немного захмелевшая, разгоряченная танцами, Тори оживленно порхала от растения к растению и расспрашивала о них своего спутника, ставшего вдруг странно неразговорчивым. Неожиданно он обнял Тори за талию и притянул ее к себе. Сквозь тонкую ткань платья девушка вдруг ощутила живой, набухающий холм, коснувшийся ее живота. Она попыталась отстраниться, но Джордан, уставший ждать, разгоряченный вином, томящим ароматом цветов, ее близостью, грубо вздернул ее вверх, так что его горячая твердая плоть оказалась вдавленной в маленький треугольник внизу живота Тори. Никто, никогда еще не касался его. Тори стало страшно. Джордан, только что такой близкий, показался чужим, жестоким и опасным. Она всхлипнула и забилась в его руках. Тогда он поставил ее на землю и убрал руки. Они немного постояли молча, и Тори вдруг почему-то ощутила чувство вины. Кроме того, ей стало одиноко и неуютно. Захотелось, чтобы Джордан — милый, красивый, любимый Джордан! — снова обнял ее. Только не так. Она робко подняла лицо и увидела его отчужденный взгляд.

— Джордан...

— Я вижу, ты совсем не любишь меня. Что ж... Пойдем, я отвезу тебя домой.

Господи, как холодно. Тори хотелось плакать. Не может быть!.. Столько дней счастья, близости, и вдруг — все кончено.

— Нет, нет, поцелуй меня!

Она сама обхватила его руками, прижалась и подняла лицо для поцелуя.

Но он не спешил.

— Так ты моя? Совсем моя?

— Да, если ты этого хочешь...

Джордан подхватил ее на руки и усадил на широкий кожаный диван, стоявший среди цветущих растений. Тори закрыла глаза и покорно дала ему спустить с ее плеч тонкие бретельки маленького серебристого платья. Платье соскользнуло до пояса, и Джордан, задыхаясь, принялся гладить нежные загорелые плечи девушки, ее маленькие груди... Это было не страшно, даже приятно. Тори немного успокоилась, но тут Джордан шепнул:

— Подожди минутку. Я не хочу, чтобы у маленькой Тори вырос большой животик...

Он торопливо вышел. Тори снова стало страшно и неуютно. Она поправила платье и сидела на диване, крепко сжав колени и стиснув руки. Джордан все не возвращался. Напряжение становилось невыносимым. Девушка взяла с сервировочного столика уже открытую бутылку, быстро налила себе полный бокал вина и выпила его залпом, даже не почувствовав вкуса. И тут же услышала чуть хрипловатый голос Джордана:

— Решила выпить для храбрости? Разве я такой уж страшный, Тори? Посмотри!

Тори обернулась. Джордан стоял перед ней совершенно голый и самодовольно улыбался. Да, ему было чем гордиться. Его стать и мужское достоинство высоко оценила бы любая искушенная женщина. До сих пор так оно и было. Но Тори с невыразимым ужасом смотрела на то, что показалось ей чудовищным зверем, живущим своей собственной звериной жизнью на теле этого чужого мужчины, который еще час назад казался ей любимым и близким. Она обреченно закрыла глаза. Руки Джордана стягивали с нее платье, срывали трусики, тискали обнаженную грудь... Твердое колено клином втиснулось между ее сжатыми бедрами. Кажется, она сопротивлялась, но это уже не имело значения. Тори потеряла чувство реальности. Ей казалось, что у Джордана выросло множество рук и ног, покрытых жесткой мохнатой шерстью, ранившей ее нежную кожу. Как у гигантского омерзительного паука... А потом Зверь ворвался в нее, причинив резкую боль, пронзившую все тело. Тори вскрикнула и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, перед ней был прежний Джордан. Ласковый, внимательный и виноватый. Он нежно утешал ее, ухаживал, сам застирал ее платье... Почему она сразу же не ушла от него, не возненавидела? А к кому было идти, кто был ближе для нее в последнее время, чем он? Не к отцу же, гордому успехами своей девочки, всецело поглощенному творчеством. Разве он поймет? Как дитя спасается от материнского гнева в ее же объятиях, Тори искала утешение у Джордана. Нежными ласками и уговорами он пытался убедить ее, что все произошло оттого, что он очень ее любит. Именно так, объяснял Джордан, выражают любовь настоящие мужчины. И настоящим женщинам это, между прочим, нравится.

— Но ты же причинил мне боль, ты испугал меня, — лепетала Тори.

— Через это проходят все женщины, детка. Первый раз всегда больно и страшно. Позже, когда ты узнаешь, какое это удовольствие, то сама посмеешься над своими страхами, — уверял Джордан. — Зато теперь мы по-настоящему близки, и ничто нас не разлучит.

Он предложил ей выйти за него замуж. И Тори согласилась. Из книг и рассказов приятельниц Тори знала, что обычно мужчина, поступивший таким образом под влиянием момента, из «спортивного азарта» или из любопытства, тут же теряет к девушке интерес и бросает ее. Так что она сочла его предложение выражением истинной любви. Она поверила его объяснениям и обещаниям... потому что хотела этому верить.

Отцу самоуверенный красавец Джордан не понравился, но он не стал отговаривать ее, видя, как она влюблена. К великому облегчению Тори, до самой свадьбы жених был с ней нежен и больше не настаивал на близости. Но в свадебную ночь ужасная сцена повторилась. Только на этот раз было еще хуже, потому что она уже не теряла сознание от неожиданности и омерзения. Любимый терзал ее, словно безжалостный палач, не обращая внимания на мольбы и стоны.

— Потерпи немного, завтра будет уже лучше, — говорил он, зевая. И она с тоской ждала этого завтра.

Джордана, пресыщенного легкими победами, навязчивой любовью других женщин, поначалу возбуждала такая несовременная невинность и неопытность его юной жены. Ее хрупкость, слезы, трепет тела и даже сопротивление, рождали в нем неведомую раньше звериную страсть. Возможно, именно поэтому, не умея, да и не желая сдерживать животные порывы, он брал ее столь грубо. Хотя, как большинство очень красивых мужчин, Джордан к тому же был плохим любовником. Он считал, что женщине достаточно увидеть его божественное тело и ощутить мощь великолепного мужского органа, чтобы испытать наслаждение. Поэтому в его арсенале не было томящих ласк, разнообразных поцелуев и волнующих слов — всего, что способно сделать страстной любовницей даже самую фригидную женщину. Прелюдия страсти для Джордана ограничивалась лишь несколькими примитивными ласками, которых было достаточно, чтобы возбудить его самого. Впрочем, многих женщин, польщенных вниманием роскошного самца, такое устраивало. Тори была другой. И это с каждым днем все больше раздражало ее мужа.