«Перестань, Эмбер, немедленно перестань!» — говорила она себе, но ее губы стали неуправляемы.

— Или вы не танцуете танго?

— Вы меня вызываете, Эмбер? Не рискуете ли вы при этом?

«Скажи нет, отступи, сядь», — сигналил мозг, но губы делали свое дело.

— Я вас вызываю, Гай!

Он нарочито медленно взял бокал из ее рук и поставил на стол. А потом обнял Эмбер так, что его рот оказался где-то у ее уха.

— Пригласить вас, а?.. — прошептал он, и его голос прозвучал на редкость сексуально. — Ловлю вас на слове.

Эмбер представила себе, как его губы впиваются в ее кожу, поднимаются к ее губам, и от этой мысли у нее задрожали колени. И конечно, сердце забилось невообразимо быстро. Как будто она вдруг выпустила джинна из бутылки.

А отступать было некуда. Гай уже начал танцевать с ней.

Ей приходилось танцевать с профессионалами, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Тогда это были только хореография и терпение. Сейчас это было что-то более простое, что оставляло ей силы ощущать биение собственного пульса. Ее тело отвечало на его близость и отдавалось ему все сильнее по мере того, как он крепче прижимал ее к себе, касался коленом ее колена, двигался с ней в едином ритме.

То, что с кем-нибудь другим было бы просто фигурами танца, с Гаем было прелюдией секса. Его бедро у ее бедра. Еще объятие. Что бы чувствовала она, если бы его кожа касалась ее кожи, его ноги сплелись с ее ногами? Он отстраняет ее от себя, чтобы тут же привлечь еще ближе — грудь к груди, и ощущение его тепла, смешанное с легким цитрусовым ароматом, кружит ей голову, внушает жажду познать его.

Не существует ничего — только Гай и музыка. Все ее нервы сосредоточились на нем, на том, как его тело касается ее, и дразнит, и искушает, и обещает блаженство…

А потом она почувствовала, как его губы скользнули по ее обнаженному плечу — легчайшее прикосновение, от которого ее сердце забилось сильнее.

Его глаза темны, как грозовое небо в вечернем свете. Чувствует ли он то же желание? Думает ли о том, что будет, если их губы сольются в настоящем, жарком поцелуе?

Она сама предложила ему пригласить ее. Ох, как ей хотелось чувствовать его губы на своих губах! Дразнящие, возбуждающие, уводящие за грань…

А потом музыка вдруг кончилась. Совершенно неожиданно.

— Браво, мадемуазель Винн, — прошептал Гай ей на ухо.

Эмбер смутилась, когда вокруг раздались аплодисменты. Неужели только они танцевали танго? Оглядевшись, она увидела, что площадка для танцев действительно пуста.

Это плохо. Он подумает, что она просто пижонка.

«Жизнь знаменитостей» наверняка воспользовалась бы этой ситуацией, потому что Эмбер ведет себя как именно такая бездумная безделушка, какой они всегда хотят ее представить.

— Мне очень жаль, — прошептала она наконец.

Он чуть наклонился, так что его дыхание касалось ее уха:

— А мне нет. Это было… озарение.

— Могу я попросить стакан воды или что-то в этом роде? — спросила она.

— Конечно. — Гай подвел ее к бару и заказал два стакана воды со льдом. — Где вы научились так танцевать?

— Я училась танцам, когда была подростком.

— И?..

Она вздохнула:

— Ну хорошо. Я встречалась с парой танцоров. И поскольку я организую балы, то приглашала профессиональных танцоров дать сольное выступление перед началом общих танцев. Один из них научил меня танцевать танго.

— Как сейчас?..

Она сухо засмеялась:

— Не думаю.

Она никогда ни с кем не танцевала так, как сейчас.

— Почему нет?

Потому что те ее партнеры не заводили ее так, как Гай Лефевр. Не было этого влечения. Ни с чьей стороны.

— Давайте дадим такую формулировку: для этого нужна Y-хромосома.

Гай поднял брови:

— Изящно сказано.

— Возможно. Извините. Я сказала не думая. Спасибо за воду.

— Всегда пожалуйста.

Но, против ее ожидания, он не отошел от нее к другим гостям, а сел рядом.

Эмбер должна была бы расслабиться: она была на ногах целый вечер. Но ей казалось, что она сидит на горячих углях.

— Что случилось? — мягко спросил Гай.

— Ничего.

— Лгунья.

Она глубоко вздохнула:

— Сколько еще раз я должна извиняться перед вами?

— Вы не должны извиняться. — Он поставил свой стакан на стол, взял ее за руку и поднял со стула. — Идемте. Здесь слишком шумно.

* * *

Не сказав больше ни слова, Гай повел ее в тишину и уединение розария.

«Это плохо, — подумала Эмбер. — Уходить со свадьбы, пока жених и невеста еще не удалились, просто невежливо. Может быть, во Франции это не так? Впрочем, вряд ли. И если кто-нибудь заметит их отсутствие, завтра мне придется давать многочисленные объяснения».

— Потанцуйте со мной здесь, — сказал Гай тихо.

Музыка была слышна и здесь, но звучала тише, мелодичнее. А воздух был напоен ароматом роз. Как могла Эмбер удержаться и не прийти в его раскрытые объятия?

Рука Гая легла на ее обнаженную кожу, и от его прикосновения она словно вспыхнула. Эмбер захотелось большего. Много большего. Она придвинулась ближе, крепко обхватила его руками. Его щека прижималась к ее щеке. Эмбер не знала, кто из них сделал роковое движение, но его губы оказались у ее губ. И в глубине ее зажглось пламя.

Она ответила на его поцелуй сначала легко. Его губы медленно двинулись вдоль ее нижней губы, чертя на ней пунктир поцелуев. С блаженным вздохом Эмбер раскрыла губы, приглашая его углубить поцелуй. Она никогда еще не испытывала подобного. У нее ослабли колени, и Эмбер, боясь упасть, теснее прижалась к Гаю. Каждое движение его губ, каждое прикосновение к его коже разжигали в ней вожделение…

И вдруг он отстранился:

— Кажется, это не очень здравая идея.

— Вы совершенно правы, — согласилась она, тяжело дыша.

— Скажите мне, чтобы я остановился… — Гай осторожно спустил бретельку платья с ее плеча и провел рукой по обнаженной коже.

— Не могу… — прошептала Эмбер.

Она расстегнула три верхние пуговицы его рубашки и прижалась губами к его шее.

— Эмбер, — сказал он хрипло, — последний раз: прикажи мне остановиться!

Она расстегнула его жилет, потом рубашку, до самого низа.

— Продолжай, — прошептала Эмбер.

В ответ Гай подхватил ее на руки и понес в дом.

Поднявшись по лестнице, Гай поставил Эмбер на ноги, прислонил к стене и опять поцеловал. Медленно, глубоко. От этого поцелуя Эмбер ощутила такую слабость в коленях, что должна была, чтобы не упасть, вцепиться в рубашку Гая.