Окончательно закончить виртуальный спор с некомпетентными пенсионерками Глеб не успел, так как уже выехал на противоположную окраину Разнесенска. Но, честно говоря, в глубине души он даже порадовался, что не затеял с ними спор всамделишный. Пожилые дамы по сорок лет проработали на ныне обанкроченном текстильном комбинате, а там в цехах от ткацких станков стоял всегда такой шум и грохот, что саму себя не услышишь! Но женщины всегда остаются женщинами. Чтобы поговорить с соседками по ткацким линиям, ветеранки текстильной промышленности научились так орать, что спорить с ними вслух не имело никакого смысла.

Глеб припарковался в конце улочки, у домов — побратимов федотовскоякобыартюнянского домостроения, потому что вдали, за леском, увидел искомые розовокирпичные стены, окружавшие просторные владения обладателей двух— и трехэтажных особняков. Получить какие-то сведения об этих счастливцах, по рассуждению Глеба, можно было от их ближайших соседей. И Панов пошел вдоль по улочке в поисках вездесущих пенсионерок. Но тут ему повезло даже больше: на лавочке сидел одинокий ветеран, по-видимому, сделавший перерыв в ремонте своего штакетника, так как возле него лежал молоток, гвозди и несколько новых штакетин, которые мастеровитый хозяин приспосабливал на место обветшавших.

— Бог в помощь! — вежливо поздоровался Глеб и, чтобы завязать разговор, похвалил яркие весенние цветы, украшавшие садик работящего пенсионера, а заодно пожаловался на жаркую погоду: дескать, устал, идучи по такой жаре…

— Так присаживайтесь на лавочку, отдохните, — гостеприимно пригласил любезный цветовод.

Глеб поблагодарил и от предложения не отказался, при этом отметил, что лицо собеседника ему явно знакомо. Ну конечно, это мой давешний попутчик в электричке, вспомнил Панов, тот самый ветеран, что получил шишку на голове после посещения несанкционированного митинга. Пожилой диссидент пригляделся к Глебу и, похоже, тоже его вспомнил.

— Что, и наши края решили посетить? — поинтересовался он у бывшего попутчика. — Вы давеча вроде в Малинской выходили? Отдыхаете? Любуетесь подмосковной природой?

— Увы, не до отдыха, всё дела да дела, — вздохнул Глеб и посочувствовал любознательному хозяину, заметив под глазом неуемного ветерана свежий синяк: — А вы никак опять какое-нибудь общественное мероприятие посетили?

— Ездил на Марш несогласных, — подтвердил его предположение бравый пенсионер.

— Что?! — изумился Глеб. — Вы, оказывается, либерал? А я тогда, в электричке, подумал, что вы придерживаетесь левых взглядов: не очень-то вами приветствовалась рекламная кампания нашего попутчика-риелтора.

— Я бы этих риелторов и либералов вымел из России одной поганой метлой! — возразил участник запрещенного марша.

— Чего же вас понесло к Несогласным? — еще больше изумился Глеб. — Ведь там собираются как раз сторонники либерализма.

— Вот тут вы ошибаетесь! — укорил его пенсионер. — Разве лимоновцы либералы? Это нормальные русские ребята, только вот их-то и понесло не в ту сторону. Я им так и сказал: «Парни, с кем вы связались?! Бегите от этих либералов прочь, как от чумы!»

— Ну и что лимоновцы вам ответили?

— Да они ребята молодые, горячие, я на них не обижаюсь, — уклонился от прямого ответа пострадавший ветеран.

— Так это лимоновцы поставили вам синяк?

— Ну что вы! Я же вам говорю, лимоновцы — прекрасные, честные молодые люди, настоящие патриоты России! Только союзников выбрали себе дрянных! А синяк мне поставили полицейские. Вот уж эти точно из антинародной организации! Они еще хуже либералов!

Всякого уже наслушался Панов о своей конторе, поэтому по возможности не афишировал свою к ней принадлежность, но что полиция — антинародная организация, такое услышал впервые и не смог сдержаться:

— Какая же полиция — антинародная организация?! Вы что говорите, уважаемый, опомнитесь! Кто вас защищает от уголовников, если не полиция?! Ведь что ни день — убийства, грабежи, воровство, мошенничество! Оперработники с ног сбиваются, а вы вместо благодарности их так честите?! Да и общественный порядок кто будет поддерживать?

— Я раньше, при Советах, был дружинником, наводил порядок на улицах вместе с милиционерами. Так то была другая милиция! Разве у них были резиновые дубинки? Никогда! Это же позорище — лупить дубинками собственных граждан. Поэтому с теперешней, хоть и полицией, я ничего общего не имею и иметь не хочу. И антинародной назвал эту силовую шарагу по делам ее! И все так считают, с кем я только ни говорил! Вы первый, который таких держиморд защищает. Это очень странно. Вы сами-то, случаем, не полицейский?

Глеб смешался. Был большой соблазн увильнуть от прямого ответа, но проницательный взор ветерана ему подсказывал, что любимца полицейских дубинок не проведешь.

— Да, я сотрудник полиции, — вынужден был он признаться, скрепя сердце. — Но сюда меня прислали вовсе не для того, чтобы отлупить вас дубинкой! У меня другое оружие, — и Глеб, приподняв полу ветровки, показал кобуру под мышкой. — А резинового «демократизатора» я вообще никогда в руках не держал, не то чтобы его применять! Уголовный розыск занимается совсем другими делами, — и Глеб показал ветерану свое удостоверение. — Вот, читайте: «Уголовный розыск, капитан Панов». И я не гоняюсь с дубинкой за вашими любимыми нацболами-лимоновцами, а расследую уголовное преступление, причем самое тяжкое — убийство! Разве вы как сознательный активный гражданин, — Глеб глазами указал на все еще заметную шишку на голове активиста, а пальцем — на синяк под его глазом, — не должны оказать мне посильную помощь в поисках убийцы?! Убили молодого, полного сил юношу, которому бы еще жить да жить! Но большего я вам, к сожалению, сказать не могу, чтобы не нарушить тайну следствия…

Распространяться подробнее Глеб не стал не столько из-за тайны следствия, сколько из боязни, что, узнав, чьим сыном был убиенный Никита, активный и сознательный гражданин вместо помощи в расследовании вдруг заорет: «Жаль, что вместо сынка не пристрелили его папашу-олигарха!» — и пошлет расследователя куда подальше! Предусмотрительность Панова себя оправдала: ветеран пошел на попятную и признал, что погорячился, его неприязненные слова не относятся ко всей полиции в целом, а уж к Уголовному розыску тем более. Он не любит только тех полицейских, которые дерутся резиновыми дубинками, а оперработникам Угрозыска готов оказать всяческое содействие в расследовании злодейского убийства. Обрадованный Глеб подробно расспросил оказавшегося весьма осведомленным ветерана об обитателях особняка за розовокирпичным забором, нахально оттяпавших под свой участок часть пригородной рощи, и об их состоятельных соседях, удовольствовавшихся бывшей совхозной пашней. Только черт дернул Глеба за язык вслух пожалеть эту уполовиненную рощу! Просто не смог удержаться. Уж больно красивы были столетние сосны и могучие березы, временно устоявшие под натиском рыночной демократии. Их величественные зеленые кроны печально шелестели о горькой участи сгинувших на финских лесопилках сестер и взывали о защите от будущих эффективных собственников особняков к тем, кто в свои детские годы играл в их прохладной тени в салочки и прятки, в юные — амурничал с синеглазыми и кареглазыми певуньями и пил березовый сок, а в зрелые и пожилые — собирал щедрые ягодно-грибные дары природы. Но увы, как всюду и везде по бескрайней России, мольбы эти оказывались тщетными и оставались не слышимыми миру стенаниями, потому что синеглазые и кареглазые певуньи и их кавалеры страдали наследственной глухотой. Так, по крайней мере, считал разочарованный ветеран, которому все же еще не стали чужды упованья прежних лет, когда он с немногими соратниками пытался остановить психическую атаку дворцов на хижины, рощи, леса и поля.