class="p1">Можете Вы спасти племянницу? (Все это – со слезой в голосе. Убедительно, чуть сентиментально, но без сю-сю. По-моему – неплохо!)

Мэр Города старых башен не последний человек в нашей стране. Его влиянию мог бы позавидовать иной министр. Тому есть несколько причин, называть которые не стоит. Ну а мэр, в свою очередь, играет роль покровителя инвалидов. Кроме того, мне удалось решить одну очень сложную и запутанную проблему, связанную с личными и финансовыми взаимоотношениями мэра, его заместителя и его жены. Но это совсем другая пьеса.

Мэр достал из сейфа телефон с особым диском, и стал его накручивать. Я тактично отъехал в угол кабинета, но имена, которые я слышал, меня радовали.

В результате получасовых переговоров по этому хитрому телефону, мэр пообещал, что поможет решить проблему. Только на это нужно время. Пару месяцев. До этого времени покидать стены города племяннице не следует, а внутри стен ее, если нужно, защитит полиция. Ну, в этом я серьезно сомневался. От того, кто хотел Анну, никакая полиция в мире защитить не могла. Зато могли другие люди.

Я зашел в банк, и достал из своего сейфа несколько вещей, которые хранил как раз на такой случай. Потом я скатился в свою булочную. Я говорю «скатился», потому что мэрия находится в самой высокой точке города, в бывшем княжеском дворце. Георгиос отпускал покупателей. Он был расторопным и вежливым парнем, по-доброму шутил и мило улыбался. Не слишком умный, но и это – слава Богу! Зато не имеет комплексов. И не играет никого. То-то будет хороший булочник через пару лет!

Взгромоздившись за прилавок, я попросил парня повидать Хлыста и Грузина – обоих главарей банд (то есть, простите, директора концерна «Дары моря» Виктора Сергеевича Шматько и председателя Союза предпринимателей Приморского региона Сакварелидзе Георгия Шалвовича). Каждому я послал записочку с просьбой навестить меня в полдень. Мне нужны были они оба и сразу, потому что только так, ревниво следя за действиями друг друга, они представляли особую силу. Грузин, поддерживавший среди своих твердую дисциплину, «держал» игорный бизнес, и все прочие развлечения в городе, сервис, а также промзону за городом: склады, мастерские, автобусный и грузовой транспорт. Ну, а у Хлыста народ был вольный – контрабандисты и пираты. Каждый рыбак и каждый грузчик в порту платили ему процент. Под началом у каждого было по сотне отъявленных головорезов, в том числе адвокаты и спецназовцы. В мэрию эти два «бизнесмена» никогда вместе не ходили. Только ко мне. В свое время мне удалось убедить обоих, что в равновесии их сила. Я говорил, как Дизраэли! Жаль, что никто кроме них не слышал!

У меня в булочной два входа: для тех, кто спускается сверху, из центра, и для тех, кто поднимается снизу, от моря. Оставив своих бугаев-телохранителей на улице, оба зашли ко мне в булочную ровно в полдень, под бой часов на башне княжеского замка, каждый через свою дверь. Я перед этим удалил всех покупателей, а Георгиос поставил посреди зала стол, два стула, и уже нес кофе.

Хлыст, бывший морской десантник, здоровенный и вроде даже неуклюжий, ум имеет острый и пронырливый, слывет большим любителем парадоксов. Грузин – бывший спортсмен, любит во всем систему и порядок. Преферансист. Любит планировать и терпеть не может, когда планы нарушаются. Вот этим, столь несхожим людям, я и изложил свою просьбу: на племянницу охотятся, и ее нужно поберечь. Месяц, ну пусть два.

Хлыст первый сказал: «Добро!» Ему улыбалась перспектива посоревноваться со столичными фраерами. Ему лишь следовало сказать всем своим: «С моря ни одного чужого в город!» Грузину это явно нравилось меньше. Отвлекать людей от уже распланированных дел он явно не хотел. С другой стороны, это была новая интересная комбинация, и он уже начал планировать. Я словно читал в его лице: «Трех человек и джип к посту дорожной полиции, двух человек на автозаправку, по два человека на городской автовокзал и пригородную автостоянку, распоряжение в гостиницы, нищим под мост». Наконец он проронил «Согласен!». Ни один не сказал о своих затратах. Не перевелись еще у нас джентльмены! Впрочем, я тоже не хотел оставаться неблагодарным. Вечером Георгиос отнес каждому из них небольшой футляр. Хлыст получил малайский крис XVI века (он собирал коллекцию ножей), а Грузин, любитель искусства, – православную икону XIX века в серебряных ризах. Я же сыграл роль рыцаря, спасающего девицу от дракона. Что может быть прекрасней! Множьте добрые дела!

Домой я вернулся, как всегда, затемно. Анна сидела в кресле, поджав колени к подбородку, и глядела в камин. Там догорало, уже подернувшись пеплом, толстое березовое бревно. Ее одежду я выбросил в мусорник еще утром. Но сейчас принес новые джинсы, свитер и кроссовки. И халат – хватит ей ходить в моей пижаме!

– Все, красавица! – сказал я, – период отшельничества кончился. Отныне и до особого распоряжения стены твоей темницы расширяются до стен этого горда. Завтра ты, вместе с моим помощником Георгиосом, обойдешь весь город чтобы каждый налогоплательщик и каждый нищий запомнил твое ясное личико. Так мы сбережем тебя от позора и поношения, дабы неповадно было…, – как завершить эту глупую фразу я так и не придумал, поэтому попросил Анну достать из кладовки на кухне оплетенную лозой бутылку и сыр из холодильника.

Крестьяне, что живут на окрестных горах, испокон веку выращивали виноград и делали вино. Некоторые сорта местного вина могли бы выигрывать золотые медали на выставках, если б кому-нибудь взбрело в голову туда эти вина послать. Но пока, слава Богу, этими винами наслаждаются жители Города старых башен. То, что поставила на столик Анна, было темно-красным, густым , сладким и пахло почему-то сухой выжженной степью. Я налил вино себе в пузатый бокал, ей в маленькую ликерную рюмочку. Мы выпили за тех, кто в море, и за успех нашего предприятия, потом за то, чтоб нашим врагам снились огромные тараканы, потом за здоровье полицейских и воров. Потом я понял, что очень даже пора спать. Ведь прошлую ночь поспал совсем мало, а день был напряженный. Анна пошла в ванную, а я подкатил к креслу, и перебрался в него. Книгу я взять не успел. Заснул сразу. Давненько я так быстро не засыпал!

И снова ласковое, уютное утро. Любимая бросила мне в глаза солнечный лучик. Однако пора! Когда я вышел из ванной, Анна еще спала.

– Вставайте, Принцесса! Вас ждут, как утверждал один социалист, великие дела! Нынче Вас представляют двору! Его величество рабочий