отделяют этот мир от моря, как крепостной вал, но за ними мерещится беспокойный шелест волн и крики птиц, что летят на восток, в степь…

Долина Лар теряется где-то там, в черных скалах, где река становится меньше и разделяется на рукава. Эти рукава выливаются на широкую равнину, в широкую котловину, там кочевники поставили свои юрты. Вечером их воды как будто замирают, поблескивая, словно серебряные нити на черной траве. И над этим всем громоздятся скалы. Вот бы подняться туда! Взглянуть с крыши Азии на все прочие горы и пропасти! Бросить взгляд вниз, на перевал Старой Дамы, на синеву Персидского залива, на тесные гнезда портовых городов – Бандар-Бушира и Бандар-Аббаса. Там закрываются европейские консульства, и оставшийся в одиночестве английский чиновник каждый вечер около семи часов приходит в бар портового отеля, сидит там в белом костюме среди контрабандистов и полицейских и пьет джин с вермутом. Там юг, там жарко. Там причаливают корабли с пурпурными парусами. Иногда на черном горизонте появляется зарево, и кажется, что это пожар на далеком корабле, но это всего лишь восходящая луна. Иногда изнывающий от жары берег терзают песчаные бури – всего четыре часа назад эта буря бушевала в Индии, потом ее видели в Карачи, потом она пронеслась над пустынями Белуджистана. Теперь этот песок, будто снег, лежит вокруг домов Бушира. В горах сидят бахтийары, между гор – арабы в своих куфийах, закрывающих рот и уши. Пылевые вихри с пугающей скоростью блуждают по ночным ландшафтам, целые холмы поднимаются в воздух и уносятся прочь. Звери, газели с красивыми глазами задыхаются на ходу…

«И он узрел красоту мира» – вдали, за последней дорогой, упирающейся в море, лежит остров Хурмуз, некогда жемчужина, которую обороняли португальцы. Руины, каменные блоки в густых зарослях напоминают крепости и церкви в Мексике. А далеко от них, на плоскогорье, всё так же возвышаются колонны Персеполиса, как лодки, уплывающие от больших гор-кораблей. Царская терраса расположена на середине горы и являет взору руины – благородную бренность. Иногда там лежит снег. Наверху, над гробницами Ахеменидов, бродят стада приземистых горных козлов и муфлонов с рогами, закрученными назад, как локоны. Ночью в склепах сидят сторожа, огни их факелов освещают стены и оживляют барельефы: призрачные вереницы охотников, пастухов, подносителей дани и царей.

Внизу на равнине, залитой белым лунным светом, спят большие пастушьи собаки и стада кудрявых барашков. У дороги в Шираз стоит скромная чайхана из необожженной глины; двор заставлен грузовиками, штабелями сложены бензиновые канистры. Там сидят шоферы, рабочие и одинокий курильщик опиума. Они смотрят наверх, на террасу, где когда-то стояли дворцы их царей. Александр, захмелевший на пиру, любящий и ненавидящий сокровища библиотеки Дария, приказал поджечь дворцы. Когда обрушилась крыша, опирающаяся на мощные колонны и фигуры животных, это было похоже на конец света. Ветер с гор подхватил дым и пламя, черные облака растеклись по равнине. Юный царь радовался адскому зрелищу; его солдаты, охваченные безудержной алчностью, носились, как тени, среди огня, грабили, хватали всё подряд, гибли под рушащимися балками…

Жители этой страны так ужасно одиноки! Нужны семимильные сапоги, чтобы добраться из одной деревни в соседнюю, ведь их разделяют пустыни, скалы, никчемные пустоши. В тринадцатом веке с равнин Азии пришли монголы и заполонили персидские города. Арабские писатели рассказывают, что в одном только цветущем городе Арсакия был убит миллион человек. В горной деревне Дамаванд крестьяне укрылись в мечети, но это им не помогло, монгольские всадники мчались по улицам и убивали всех, кто попадался на пути. Они добрались даже до Аламута, крепости «горного старца», спрятанной на высокой скале в горах Эльбурса, откуда Исмаилит[6] отправлял питавшихся гашишем юношей-ассасинов, чтобы те убивали неугодных ему: на любом краю пустыни, в городе крестоносцев Антиохии, в Египте. Крепость Аламут стала легендарной, на скалу у ее подножия можно было попасть только по веревочным лестницам – но монголы сумели добраться до нее и разрушить.

В те времена люди бежали с равнины в горы – например, когда Персию настиг меч ислама, – и деревни в самых отдаленных долинах до сих пор носят персидские названия, а их жители не смешивались ни с арабами, ни с монголами. Высокие горные хребты отделяют их от остального мира. А на равнине – безжизненные полупустыни, волнистый лунный пейзаж, качающийся в лучах света подобно морю. И бесконечная, бесконечно прямая дорога пересекает его. Далеко на юге, на горном склоне лежит город Изадхаст, похожий на крепость, его дома облепили скалу и отбрасывают на равнину тень своего фантастического силуэта. Но дома эти разрушаются, камни между деревянными балками рассыпаются, и ветер носится со свистом сквозь пустые окна. Город и гору окружает широкая полоса светло-зеленой травы, на которой пасутся овцы: немножко пасторали.

Это люди деревень, плоскогорья, дюн и болот Мазандарана, портовых городов у Залива. Это кочевники с бахтийарских гор, пастухи, коневоды туркменских степей, рыбаки, добывающие икру. Это крестьяне и торговцы на базаре, это ремесленники: пекари и медники, лакировщики, мойщики ковров. Это караванщики, водители грузовиков. Рабочие и солдаты. Нищие. В Москве я как-то спросила, почему они не ведут в Иране, в соседней стране, коммунистическую пропаганду. Ведь персы – самый бедный народ…

– Это невозможно, – ответили мне, – там у людей нет общности, нет коллективного сознания. Они так одиноки, что даже не видят своей бедности, своего жалкого положения. Они не знают, что можно жить лучше, счастливее; они верят, что каждый получает от Бога свое несчастье.

Но долина Лар куда более одинока, чем Изадхаст, чем все одинокие горные деревни и юрты степных кочевников: она лежит выше всего человеческого, как лежит выше границы леса, а те кочевники, те погонщики мулов, что проходят летом по долине, покидают ее спустя несколько месяцев, и долина скрывается под снегом.

– и человек на краю своих сил

Помнишь ли ты наши безмятежные часы, когда на свете были только мы и только друг для друга? Вот был триумф! Мы были так свободны, так горды, внимательны, мы так цвели и так сверкали, душой и сердцем, глазами и лицом, мы пребывали в райском мире друг подле друга!

Гёльдерлин

Что происходит, когда человек оказывается на краю своих сил? (Это не болезнь, не боль, не беда, это хуже.) Однажды днем он сидит перед своей палаткой и смотрит на реку. На другом берегу в высокой прибрежной траве стоят мулы. Легкий ветер клонит траву, как колосья на поле, и уносит наверх, к перевалу