Девушкой Софи боялась собак. Даже теперь, став старушкой, она здорово встревожилась, заметив два ряда белых клыков в оскаленной пасти зверя. Но она сказала себе: «В моём нынешнем положении уж об этом-то беспокоиться не следует», — и нащупала в кармане ножницы. Протянув руку с ножницами в глубь куста, она попыталась разрезать верёвку на шее пса.

Пёс совсем ошалел. Он отшатнулся от неё и оскалил зубы. Но Софи храбро продолжала кромсать верёвку.

— Ты умрёшь от голода или задохнёшься, дружище, если не дашь мне её разрезать, — сказала она псу надтреснутым старушечьим голоском. — Честно говоря, я думаю, что кто-то уже пытался тебя задушить. Может, от этого ты и не в себе.

Верёвка была обмотана вокруг собачьей шеи очень туго, а палка ужасно запуталась. Щёлкать ножницами пришлось довольно долго, но наконец верёвка распалась надвое, а пёс выбрался из западни.

— Хочешь хлебца с сыром? — спросила тогда Софи. Но пёс только рыкнул на неё, протиснулся к противоположной стороне живой изгороди, вылез из кустов на волю и крадучись удалился. — Тоже мне благодарность! — проворчала Софи, потирая занемевшие руки. — Но ты мне всё равно подарочек-то оставил! — Она вытянула из кустов злополучную палку и обнаружила, что это самая настоящая трость, прекрасно отполированная и с кованым наконечником. Софи доела хлеб и сыр и отправилась дальше. Склон становился всё круче, и трость оказалась очень кстати. Софи бодро ковыляла вперёд, болтая на ходу с тростью. В конце концов, старушки часто разговаривают сами с собой.

— Ну вот, уже две встречи, — бурчала она, — и хоть бы какая-нибудь волшебная награда. Хотя ты-то — хорошая палка. Ты не думай, я не брюзжу. Просто мне наверняка предстоит и третья встреча — не знаю, волшебная ли. По правде говоря, я настаиваю — мне полагается ещё одна встреча! Интересно, что это будет.

Третья встреча произошла к концу дня, когда Софи зашла уже довольно далеко в холмы. По выгону навстречу ей шёл, насвистывая, какой-то деревенский житель. Вот пастух, решила Софи, он возвращается домой после работы. Это был ладный парнишка лет сорока. «Ну и ну! — сказала себе Софи. — Ещё нынче утром я бы решила, что он старик! Надо же, всё, оказывается, зависит от того, как посмотреть!»

Когда пастух увидел бормочущую себе под нос Софи, он предусмотрительно посторонился, попятившись аж до дальнего конца выгона, и очень-очень сердечно окликнул её:

— Вечер добрый, матушка! Куда путь держите?

— Матушка? — удивилась Софи. — Я вам не матушка, молодой человек!

— Это такое выражение, — испугался пастух, прижимаясь к ограде и на цыпочках двигаясь вниз по склону. — Я всего-навсего хотел учтиво поинтересоваться, далеко ли вам ещё идти, ведь уже скоро вечер, а вы всё в пути. Вам же никак не поспеть в Верхние Горки до заката, правда?

Софи это в голову не приходило. Она остановилась на тропе и задумалась.

— Не важно, — сказала она, обращаясь отчасти к себе самой. — Когда отправляешься на поиски счастья, становится не до мелочей.

— Да что вы говорите, матушка! — воскликнул пастух. Он уже миновал Софи, и от этого ему явно полегчало. — Тогда желаю вам всяческих успехов, матушка, если, конечно, ваше счастье не имеет касательства к тому, чтобы наводить порчу на чужой cкот! — И он двинулся вниз по склону — очень широкими шагами, почти бегом, но не совсем.

Софи возмущённо поглядела ему вслед.

— Подумать только — он решил, будто я ведьма! — поделилась она с тростью. Ей даже захотелось пугнуть пастуха, крикнув ему вслед какую-нибудь гадость, но это было бы с её стороны как-то нехорошо. Софи двинулась вверх по холму, бормоча себе под нос. Вскоре изгороди кончились, начались голые бугры, а дальше открылась вересковая пустошь, за которой виднелись какие-то крутые уступы, поросшие жёлтой шуршащей травой. Софи мрачно шла вперёд. Узловатые старые ноги сильно разболелись, и спина тоже, и колени. Софи так утомилась, что перестала бормотать и просто тащилась вперёд, задыхаясь, пока солнце не нависло совсем низко над горизонтом. И вдруг Софи отчётливо поняла, что ей больше ни шагу не ступить.

Она плюхнулась на камень у дороги, недоумевая, что же теперь делать.

— Никакого счастья мне сейчас не нужно, кроме удобного кресла! — выдохнула она.

Камень оказался чем-то вроде смотровой площадки, с которой Софи открывался великолепный вид на пройденный путь. Перед ней в лучах заходящего солнца простиралась чуть ли не вся Долина, сплошь поля, живые изгороди и заборы, изгибы реки, великолепные богатые особняки, сияющие среди садов, и всё это до самых синих гор в дальней дали. Прямо у её ног раскинулся Маркет-Чиппинг. Софи глядела на знакомые улицы. Вот и Рыночная площадь, и кондитерская Цезари. Она могла бы бросить камешек в трубу дома по соседству со шляпной мастерской.

— Надо же, как близко! — в досаде сказала Софи своей трости. — Столько топать — и всё ради того, чтобы поглядеть на собственную крышу!

Солнце садилось, и на камне становилось холодно. Неприятный ветер, казалось, дул со всех сторон, как бы Софи ни уворачивалась. Она поймала себя на том, что всё больше и больше задумывается о кресле у камина, а ещё о ночной тьме и диких зверях. Но даже если бы она решила возвращаться в Маркет-Чиппинг, всё равно добраться туда ей удалось бы не раньше глубокой ночи. С тем же успехом можно идти дальше.

Она вздохнула и кряхтя поднялась. Это было ужасно. У неё болело всё.

— Понятия не имела, с чем старикам приходится мириться! — простонала Софи, взбираясь на холм. — Впрочем, волки меня не тронут. Я для них чересчур суха и костлява. И то утешение!

Стремительно спускалась ночь, и вересковые пустоши стали серовато-голубыми. Ветер усилился. Пыхтение Софи и хруст её суставов громко отдавались у неё в ушах, и она не сразу расслышала, что некоторую долю хруста и пыхтения производит кто-то совсем другой. Она подняла голову и подслеповато прищурилась.

Через пустошь к ней направлялся, скрежеща и рокоча, замок чародея Хоула. Из его чёрных башен возносились к небесам тучи чёрного дыма. Замок был ужасно высокий, тонкий, тяжёлый, уродливый и зловещий. Софи опёрлась на трость и уставилась на него. Она не особенно испугалась. Ей было даже интересно, как это он передвигается. Но главное — она поняла', что весь этот дым означает: где-то за высокими чёрными стенами непременно имеется большой очаг.

— А почему бы и нет? — спросила она у трости. — Едва ли чародею Хоулу так уж нужна моя душа. Он же похищает только юных девушек!

Она подняла трость и властно помахала ею замку.

— Стой! — закричала она.

Замок послушно зарокотал, заскрежетал и остановился примерно в пятидесяти футах выше Софи по склону. Софи благодарно заковыляла к нему.

В чёрной стене, обращённой к Софи, виднелась огромная чёрная дверь, и она бодро заковыляла туда. Вблизи замок оказался даже уродливее, чем издалека. Для такой ширины он был явно высоковат и к тому же неправильных очертаний. Насколько Софи могла различить в сгущающейся тьме, построили замок из больших камней, чёрных, вроде угля, и, как и уголь, все эти камни были разного размера и формы. Когда Софи подошла поближе, от стен на неё дохнуло холодом, но этим Софи уж точно было не испугать. Она напомнила себе о креслах и каминах и нетерпеливо протянула руку к двери.