– «Что в имени тебе моем?» – пробормотал Иван, и девушка остановилась, посмотрела на него задумчивым взглядом. Растрепанный сероглазый блондин, цитирующий Пушкина и мечтающий написать ее портрет, – все это напоминало кадры из старого черно-белого фильма. Что угодно, но не реальную жизнь.

– Вы рисуете людей только после предъявления паспорта? Если так – его у меня нет. – Она пожала плечами и снова пошла вперед, хотя и понятия не имела, в правильном ли направлении идет.

И снова Иван Чемезов почувствовал эту необъяснимую странность, нелогичность во всем поведении девушки. Иван попытался всмотреться в ее лицо в поисках ответов на невысказанные вопросы.

О чем вы думаете, Ирина?

Этот вопрос будет мучить его очень, очень долго. Чужая голова – потемки. А уж эта копна каштановых волос, отдающая медью на солнечном свете, – тайна за семью печатями, и открывать их она не собиралась никому. Пока они шли к мастерской, Иван заметил, что Ирина, должно быть, очень устала, что идет она с трудом и что у нее при себе нет ни сумочки, ни телефона. По сути, ничего, кроме широкополой летней шляпки.

Уже потом, около мастерской, наблюдая за тем, как Ирина осторожно входит в арку старого особняка, Иван вдруг разгадал одну загадку, а именно – отчего же эта незнакомка все же согласилась пойти с ним. Догадка показалась Ивану абсурдной, но с каждым взглядом на Ирину он все больше убеждался в своей правоте.

В том, что ей, Ирине, просто некуда больше идти.

Мастерская Ивана Чемезова располагалась в тихом московском уголке, в районе Хитровки, что делало ее любимым местом «забредания» для многочисленных друзей, коллег, приятелей, сочувствующих, скучающих старых и молодых знакомых, а то и вовсе незнакомых людей. Ивану она досталась еще в наследство от отца, тому мастерская была выделена еще при Советском Союзе и занимала почти весь первый этаж целого подъезда. Иван просто обожал свою просторную мастерскую, предпочитал ее квартире на проспекте Вернадского, оставшейся при разводе жене и детям, а также загородному дому, формально принадлежавшему Ивану, на деле же используемому теми же женой и детьми для отдыха от городского шума и суеты.

Иван любил деревню, но любил он ее другую, подальше да позаброшеннее, с ледяной колодезной водицей, невысокими заборами-лыжами вокруг приземистых домов да множеством бесцеремонных котов, вылизывающих пуза на теплых завалинках. Охрана по периметру поселка и аккуратные асфальтовые дорожки, симметрично засаженные по бокам туями, навевали на Ивана грусть-тоску.

Так что, не считая его поездок на Алтай и в Карелию, большую часть времени после развода Иван Чемезов проводил в мастерской на Хитровке. Мастерская была, что и говорить, мечта художника. Высокие, больше трех метров, потолки, типичная особенность старинных домов. Хорошая площадь, большие окна на три стороны. Но по-настоящему огромные окна были в самой его мастерской – на юго-восток, так что естественного света более чем хватало. А что еще нужно скромному мастеру?

– Прошу вас, проходите. Ирина, только ступайте осторожно, моя безмозглая рать тут понабросала бог весть чего, главное – не вляпаться, – бормотал Иван, раскрывая перед девушкой двери.

– Тут так тихо, – удивилась Ирина.

– Да, вы правы, барышня, для Москвы это – неслыханная роскошь. Вы выпьете чаю или кофе? Чего-нибудь покрепче я даже не предлагаю, во-первых, боюсь быть неправильно понятым, а во-вторых, кажется, мои архаровцы все приличные напитки повыпили до нас.

– И что вы подразумеваете под приличными? – устало улыбнулась девушка, оглядывая просторное помещение, сильно захламленное всякими коробками, старой мебелью, нераскрашенными вазами и недолепленными скульптурами. Да, уборка не считалась тут обязательной, это уж точно.

– Ну, не знаю. Медовуху? – хмыкнул Иван, раскрывая окна небольшой кухни. В воздухе стоял специфический запах не выветрившегося растворителя и масляных красок. Ирина огляделась по сторонам, подмечая мелкие детали.

Художник, действительно художник.

И, по всей видимости, неплохой. Во всяком случае, не бедный. А еще говорят, что настоящий художник должен быть голодным. Иван вряд ли голодает. Ирина подавила непрошеные мысли и принялась разглядывать картины, стоящие тут и там, прислоненные к стенам, собранные стопками, заброшенные на шкафы. Прошла мимо нескольких полотен с природой, задержалась на секунду напротив висящего на стене портрета двух пожилых мужчин, увлеченных беседой. Улыбнулась.

Как живые, надо же!

Ирина сделала еще пару шагов и остановилась перед несколькими работами, выставленными в ряд на полу в коридоре. Они были небольшие по сравнению с другими картинами, прислоненными к стене. Иван не мешал ей, наблюдая за ее реакцией. Обычно ему было безразлично, что люди думают о его творчестве.

Большая часть людей думала то, что им велели думать. Они опирались на газетные статьи, на дорогие каталоги, отпечатанные на плотной глянцевой бумаге. Они были или полностью согласны, или категорически не согласны, но их мнение появлялось на свет раньше, чем сами работы. Им можно было ничего не показывать, кроме прайс-листа.

Другие, искушенные и осведомленные, козыряли знаниями и количеством виз, проставленных в их загранпаспортах. Они много видели, много знали и всегда были готовы раздавать советы. Такие вызывали у Вани Чемезова смех.

Если бы Иван выставил свои работы на вернисаже – где-нибудь на Арбате или около ЦДХ, – то там он вообще вряд ли получил бы признание. Туда люди стекались за шишкинскими пейзажами, растиражированными акварельками с растушеванной псевдопарижской жизнью и городскими ландшафтами.

Да, интересоваться мнением было себе дороже. Угождать кому-то Иван и вовсе не любил. Но Ирина – другое дело, и он ловил улыбку или хотя бы ее тень на губах девушки, и теплая волна удовольствия разливалась по его телу.

Понравилось. Да, кажется, понравилось.

– Ну, что скажете? – спросил Иван, заметив взгляд Ирины на серию работ у стены. – Вам нравится?

– Я люблю модернистов, – ответила она. – Чьи это картины?

– А почему вы не думаете, что это мои картины? – удивился Иван. Зоркая, внимательная.

– Не знаю, – пожала плечами Ирина. – Мне показалось, что рука разная. Вот эта работа – совсем сырая. Какая-то неудачная копия на стиль Руссо. Впрочем, я не разбираюсь в этом. Так это ваши работы?

– Нет, – задумчиво протянул Иван. – Это работы моих студентов. Как раз на тему постимпрессионизма.

– Гхм. – Ирина отвернулась и посмотрела на другую работу, небольшой эскиз, валявшийся на комоде среди старых газет, пепельниц, пустых банок из-под кока-колы. На эскизе был изображен грузный мужчина в костюме, пытающийся улететь вдаль с помощью крыльев из желтого кирпича.

– Это – ваше? – хмыкнула Ирина. – Кто он?

– Так, один знакомый из Министерства культуры, – кивнул Иван, невольно улыбаясь. – У вас острый взгляд. Пойдемте, Ирина, чайник закипел.