Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, хватит ли у меня денег. Сколько стоят билеты? – Я лезу в сумочку и пересчитываю наличные. У меня в наличии немного фунтов, которых хватит лишь на выходные, кредитка на экстренный случай и сотня долларов – на самый экстренный случай, если кредитка не будет тут работать. Но сейчас же нет ничего экстренного. А если я воспользуюсь карточкой, родители испугаются.
Уиллем достает из кармана пригоршню денег в самых разных валютах.
– Об этом не беспокойся. У меня было успешное лето.
Я, вытаращив глаза, смотрю на его деньги. Он действительно готов сделать это? Отвезти меня в Париж? Но зачем ему это?
– У нас на завтра билеты на «Пусть будет так», – напоминает Мелани, вставая на сторону голоса разума. – А в воскресенье мы летим домой. Да и мама твоя будет вне себя. Она тебя убьет, я серьезно.
Я смотрю на Уиллема, но он лишь пожимает плечами, он не может отрицать, что это верно.
Я уже собралась сдаться, поблагодарив его за предложение, но вдруг место у руля занимает Лулу – я поворачиваюсь к Мелани и говорю:
– Не убьет, если не узнает.
Мелани фыркает.
– Твоя мама? Она узнает.
– Нет, если ты меня прикроешь.
Мелани не отвечает.
– Прошу тебя. Я же тебя сколько раз за эту поездку прикрывала.
Мелани театрально вздыхает.
– Тогда же речь шла о пабе. А не о совершенно другой стране.
– Ты же сама меня только недавно пилила, что я никогда ничего такого не делаю.
Тут я ее поймала. Мелани меняет курс.
– Как я тебя прикрою, если она мне на телефон звонит и спрашивает тебя? И она будет еще звонить. Ты и сама знаешь.
Мама просто взбесилась из-за того, что мой мобильник тут отключился. Нам пообещали, что сим-карта будет работать, и когда оказалось, что связи нет, она разгневалась и позвонила в компанию, но, видимо, ничего сделать не удалось, что-то вроде того, что частота не та. Но в итоге оказалось, что можно обойтись и без него. У нее была копия нашего маршрута, и она знала, когда и в каком отеле меня можно застать, а когда не получалось, звонила на номер Мелани.
– Может, ты его выключишь, и пусть голосовая почта работает? – предлагаю я. Я смотрю на Уиллема, который все так и стоит с пригоршней банкнот в руке. – Ты вообще уверен? Я думала, ты в Голландию собирался.
– Я тоже так думал. Но, наверное, течение намерено отправить меня в другую сторону.
Я поворачиваюсь к Мелани. Теперь все зависит от нее. Сощурившись, она смотрит на Уиллема.
– Если ты мою подругу изнасилуешь или убьешь, я тебя прикончу.
Уиллем неодобрительно цокает языком.
– Вы, американцы, только о насилии и думаете. А я голландец. Я в худшем случае на велосипеде ее перееду.
– В обдолбанном состоянии, – добавляет Мелани.
– Ну, есть такое, – признает Уиллем. Потом переводит взгляд на меня, и по моему телу проходит волна дрожи. Неужели я действительно собралась это сделать?
– Ну, Лулу? Что скажешь? Хочешь в Париж? Всего на день?
Это абсолютное безумие. Я этого человека даже не знаю. И меня могут уличить. Да и что там увидишь за один день? К тому же столько шансов, что все пойдет не так. Все это верно. Я понимаю. Но это совершенно никак не влияет на тот факт, что поехать я хочу.
Так что в этот раз я не говорю «нет».
Я соглашаюсь.
«Евростар» – это забрызганный грязью желтый поезд с тупым носом, забираюсь я в него потная и запыхавшаяся. После того как мы попрощались с Мелани, наскоро обсудив планы и место встречи на следующий день, нам с Уиллемом пришлось бежать всю дорогу. Сначала из Мэрилебон. Потом по людным лондонским улицам в метро, где я повздорила с турникетами, которые трижды отказывались открыться передо мной. Потом наконец они меня пропустили, но захлопнулись на моем чемодане, и багажная бирка от него улетела под автомат, продающий билеты.
– Вот теперь я действительно как бомж, – пошутила я.
Когда мы оказались на вокзале Сент-Панкрас, похожем на огромную пещеру, Уиллем показал мне табло – оно зашелестело. Потом мы понеслись в очередь на «Евростар», где он, очаровав кассиршу, смог обменять свой билет домой на билет в Париж, а потом отдал какое-то слишком уж большое количество английских банкнот за мой билет. А после этого мы полетели на регистрацию, показали паспорта. Я на миг забеспокоилась, что Уиллем заглянет в мой, ведь он принадлежит не Лулу, а Эллисон, более того – не просто какой-нибудь там, а пятнадцатилетней прыщавой Эллисон. Но он не стал этого делать, и мы спустились в футуристический зал ожидания – и уже сразу было пора снова подниматься наверх и садиться в поезд.
И только когда мы плюхнулись на свои места, мне удалось перевести дыхание и осознать, что же я наделала. Я еду в Париж. С незнакомым человеком. С этим вот парнем.
Делая вид, что занимаюсь чемоданом, я украдкой бросаю на него взгляды. Глядя на его лицо, я вспоминаю такие наряды, подвластные только очень стильным девчонкам: какие-то разносортные одежки, которые сами по себе не сочетаются, но на них смотрятся как единое целое. Черты лица резкие, почти угловатые, но губы мягкие и щеки как румяные пирожки. Он одновременно кажется взрослым и юным; умудренным и нежным. Уиллем не такой хорошенький, как Брент Харпер, который выиграл в нашей школе номинацию «Мистер Выпускник» – что было довольно предсказуемо. Но я все равно не могу отвести от него глаз.
И видимо, не одна я. Вот по проходу идет пара девчонок с рюкзаками, у них темные, подернутые дымкой глаза, в которых читается: «На завтрак у нас секс». Одна из них, проходя мимо нас, улыбается Уиллему и говорит что-то по-французски. Он отвечает – на этом же языке и помогает ей поставить сумку на верхнюю полку. Девчонки садятся через проход в следующем за нашим ряду, та, которая пониже, что-то говорит, и они втроем смеются. Мне хочется поинтересоваться, что она сказала, но я вдруг начинаю чувствовать себя одновременно слишком мелкой и неуместной, как когда тебя сажают за детский стол на День благодарения.
Жаль, что я французского в школе не учила. Я хотела заняться им в начале девятого класса, но родители настояли, чтобы я пошла на китайский.
– Настает век Китая, ты будешь куда более конкурентоспособна, если выучишь язык, – сказала мама. «И за что мне конкурировать?» – подумала я. Но вот я уже четыре года учу китайский и продолжу в колледже.
Я жду, когда Уиллем сядет, но он смотрит на меня, а потом на француженок, которые, уложив свой багаж, пошли куда-то, вращая бедрами.
– Я в поездах всегда чувствую голод. Да и ты свой сэндвич так и не съела, – напоминает он. – Я схожу в кафе за чем-нибудь. Лулу, ты чего хочешь?
Лулу, наверное, выбрала бы что-нибудь экзотическое. Клубнику в шоколаде. Устрицы. Эллисон же из тех, кто питается бутербродами с арахисовым маслом. Я не знаю, чего бы я хотела.