На планете Пегги каждый старается не вмешиваться в чужие дела, но Уолтерсу нужно было защитить предстоящий чартер. Он видел группу нападающих, окружившую одного человека. Вполне возможно, что африканцы напали на его нанимателя. А это уже его дело. Уолтерс повернулся и побежал назад – ошибка, о которой он, поверьте мне, впоследствии очень глубоко пожалел.

К тому времени как Уолтерс подбежал, нападающие исчезли, а хнычущий окровавленный человек на тротуаре оказался не из группы нанимателей: это был молодой незнакомец; он схватил Уолтерса за ногу.

– Помоги мне, и я дам тебе пятьдесят тысяч долларов, – сказал он неуверенным голосом; губы его распухли и кровоточили.

– Пойду за полицейским, – предложил Уолтерс, стараясь высвободиться.

– Никакой полиции! Помоги мне их убить, и я тебе заплачу, – рявкнул человек. – Я капитан Хуан Генриетта Сантос-Шмитц и вполне могу заплатить за твою службу!

Конечно, в то время я ничего об этом не знал. С другой стороны, Уолтерс не знал, что мистер Лукман работает на меня. Это неважно. На меня работают десятки тысяч людей, и совсем неважно, знает их Уолтерс или нет. Плохо, что он сразу не узнал Вэна, потому что лишь немного слышал о нем. Для Уолтерса в конечном счете это составляло большую разницу.

Я хорошо знал Вэна. Впервые встретил его, когда он был ребенком, воспитанным машинами и нелюдьми. Приводя для вас каталог своих знакомых, я его имел в виду под не-другом. Вообще он никогда не социализировался настолько, чтобы стать кому-нибудь другом.

Больше того, можно сказать, что он был врагом – и не только моим, но всего человечества – в те дни, когда испуганным и похотливым юнцом мечтал на своей кушетке в облаке Оорта, не зная и не беспокоясь, что его мечты сводят все человечество с ума. Конечно, это не его вина. Не его вина, что несчастные террористы вдохновились его примером и снова всех нас начали сводить с ума, когда могли это организовать, – но если мы займемся понятием «ошибки» и связанным с ним понятием «вины», мы снова вернемся к Зигфриду фон Психоаналитику, прежде чем вы это поймете, а я сейчас говорю об Оди Уолтерсе.

Уолтерс, конечно, не ангел милосердия, но он не мог оставить этого человека на улице. Вводя окровавленного незнакомца в свою маленькую квартиру, которую он делил с Долли, Уолтерс так и не понимал, почему он это делает. Конечно, этот человек в плохой форме. Но для этого существуют станции первой помощи, и к тому же жертва оказалась крайне несимпатичной. Всю дорогу до квартала, называвшегося Малой Европой, этот человек постоянно снижал плату за помощь и жаловался на трусость Уолтерса; к тому времени как он разлегся на складной кровати Уолтерса, обещанная плата составляла двести пятьдесят долларов, а критика характера Уолтерса звучала непрерывно.

Но кровотечение прекратилось. Человек сел на кровати и презрительно осмотрел квартиру. Долли все еще не было дома, и, конечно, квартиру она оставила в беспорядке: множество грязных тарелок на столе, всюду разбросаны ее куклы, белье сушится над раковиной, а с ручки двери свисает свитер.

– Какое грязное место, – сказал нежеланный гость. – Даже двухсот пятидесяти долларов не стоит.

С губ Уолтерса рвался резкий ответ. Но он подавил его вместе с другими, уже полчаса готовыми вырваться: в чем дело?

– Я помогу тебе умыться, – сказал он. – Потом можешь убираться. Мне твои деньги не нужны.

Избитые губы попытались изогнуться в усмешке.

– Как глупо с твоей стороны, – сказал человек. – Я капитан Хуан Генриетта Сантос-Шмитц. У меня собственный космический корабль. У меня доля доходов в транспортном корабле, который кормит эту планету, среди других моих предприятий. Говорят, что я на одиннадцатом месте в списке самых богатых людей.

– Никогда о тебе не слышал, – проворчал Уолтерс, напуская теплую воду в раковину. Но это неправда. Когда-то очень давно, но что-то было, какое-то воспоминание. Кто-то еженедельно показывался в новостях ПВ, потом каждый месяц или два. Ничто не забывается лучше, чем человек, прославленный десять лет назад. – Ты ребенок, выросший в корабле хичи, – неожиданно сказал Уолтерс, и человек взвыл:

– Точно! Ой! Ты делаешь мне больно!

– Терпи, – ответил Уолтерс и подумал, что же делает здесь одиннадцатый в списке богатейших людей. Долли, конечно, понравится эта встреча. Но Долли часто нравятся ее планы – как разбогатеть и купить островные плантации, или летний дом, или билет домой. Может, стоить задержать здесь этого человека под каким-нибудь предлогом, пока Долли не вернется? Или вытолкать его и потом рассказать Долли?

Но эта дилемма тут же разрешилась сама собой: дверь заскрипела, и вошла Долли.

Как бы ни выглядела Долли у себя дома – обычно глаза ее слезились от аллергии на флору Пегги, она вечно недовольна, у нее редко причесаны волосы, – но когда она выходит наружу, она ослепительна. И, очевидно, она ослепила неожиданного гостя, когда появилась в дверях, и хоть Уолтерс уже около года был женат на этой женщине со стройной фигурой и неулыбающимся лицом – и отлично знал, какой диете она обязана первому, и какому недостатку своих зубов – второму, сам он тоже был почти ослеплен.

Уолтерс обнял ее и поцеловал; она вернула поцелуй, но не очень внимательно. Глядела мимо него на незнакомца. Все еще обнимая ее, Уолтерс сказал:

– Дорогая, это капитан Сантос-Шмитц. Он подрался, и я привел его сюда...

Она оттолкнула его:

– Младший, неужели?

Ему потребовалось время, чтобы осознать недоразумение.

– О, нет, Долли, он не со мной дрался. Просто я проходил поблизости.

Выражение ее смягчилось, и она повернулась к гостю.

– Конечно. Добро пожаловать, Вэн. Позвольте взглянуть, что с вами сделали.

Сантос-Шмитц приободрился.

– Вы меня знаете, – сказал он, позволяя ей взглянуть на повязки, которые уже наложил Уолтерс.

– Конечно, Вэн! Все в порту Хеграмет знают вас. – Она сочувственно покачала головой, разглядывая синяк у него под глазом. – Вы показывали на меня вчера вечером, – сказала она. – В «Веретене».

Он откинулся назад и взглянул на нее внимательней.

– О, да! Вы выступали! Я видел ваше представление.

Долли Уолтерс редко улыбалась, но она умела морщить глаза и поджимать свои красивые губы, что еще лучше улыбки; очень привлекательное выражение. Она часто демонстрировала его, когда они поудобнее устраивали Вэна Сантос-Шмитца, кормили его и слушали его объяснения, почему ливийцы были неправы, когда рассердились на него. Если Уолтерс считал, что Долли рассердится на него за то, что привел этого бродягу в дом, он обнаружил, что тут ему нечего опасаться. Но время шло, и он начинал нервничать.

– Вэн, – сказал он, – мне завтра утром надо улетать, и я думаю, ты рад будешь вернуться в отель...

– Конечно, нет, Младший, – заявила его жена. – У нас здесь достаточно места. Он будет спать в кровати, ты на диване, а я лягу в другой комнате.