— Пиши на неделю, но через четыре дня все одно , выйду.

— Хватит выкобениваться! — урезонила Грабова медсестра. — У нас месяц назад один герой сходил! Так мы его еле откачали!

Они и не заметили, как к ним подошел Кузовлев. Видимо, их голоса его разбудили.

— Где это тебя угораздило? — зевая, спросил он,разглядывая зашитую рану, и, не дожидаясь ответа восхищенно проговорил: — Ален, да ты, оказывается, Марья-искусница! Сам бы Дим Димы такому шву сейчас позавидовал!

— Руки у нее золотые, — поддакнул Грабов, не глядя на нее.

— Я на неделю ему бюллетень вьшисываю — смутившись от незаслуженных похвал, но и не оспаривая их, отозвалась Алена.

— Можно и на две, — пробормотал хирург. — Швы снимем дней через десять, не раньше. И Алена Васильевна права, геройствовать попусту не надо. Шов может разойтись, в рану попадет инфекция, и начнется гангрена. Тогда без руки останетесь! Этого хочется?

— Нет, не хочется!

—Тогда слушайте,что вам говорят!

Кузовлев сам забинтовал рану.

— Руку держи в тепле, поднимать тяжелое нельзя и лучше бы держать на весу,чтоб мышца не напрягалась. Давай-ка в локте согнем и и шее подвяжем!

— Не надо! — поднимаясь, сердито отрезал Грабов. — Нечего из пустяка геройство разводить!

— А вы что, анестезию не делали?— удивился Кузовлев, взглянув на нераспечатанный флакон.

—Вот распишитесь! — точно не заметив его вопроса, сунула лист бюллетеня Алена. .

Хирург расписался, поставил печать. Пётр забрал

больничный, сунул в карман, бросил долгий, не укрывшийся от Станислава Сергеевича, заинтересованный взгляд на медсестру, и она тотчас вспыхнула,

опустила глаза.

— Извините, что всех перебудил, — хрипло прогудел он. — Спасибо за помощь!

—Через десять дней швы снимать! — выкрикнула ему вслед Алена, но рыбак, не отозвался.

Вскоре и шаги его стихли. Станислав Сергеевич вытащил из своей сумки большой термос, налил себе и Алене горячего кофе, развернул пакет с бутербродами: с рыбой и колбасой. Медсестра тотчас достала, принесенные из дома картофельные шанежки,

испеченые матерью, которые очень любил хирург,выложила их на общий стол.

— Кто-то мне говорил,что Грабов в этой Чечне не одну сотню людей погубил, — помолчав, заметил Кузовлев.

— Не людей, а врагов Отечества, террористов, и не погубил, а уничтожил! — поправила его медсестра.

— Какие же они враги, Аленушка? Они такие же люди, как и мы, только еще несчастнее! — с грустью заметил хирург. — Еще неизвестно, как нас за эту войну история рассудит!

— А у них всегда противоположные рассуждения! — не задумываясь, ответила Алена. — Наш президент говорит нам, что мы воюем в Чечне против сепаратистов, — значит, так оно и есть, а шпионам хочется нам побольше навредить, вот они и говорят все наоборот!

— Весьма любопытная точка зрения! — сохраняя снисходительную улыбку, заметил хирург. — И где же эти шпионы проживают, с твоей точки зрения?

— Да везде! Москва же просто кишит шпионами! — обидчиво поджав губы, проговорила медсестра. — Они там и в правительстве, и в парламенте и в министерствах! Даже в больницах! И рядом метро «Профсоюзная» в том числе?

— При чем здесь метро "Профсоюзная»?-нахмурившись, не понял Кузовлев.

— Шпионы же на метро ездят, чтобы быть незаметными в толпе! Они скромные и пожилым людям уступают места в транспорте. На самом же деле разрушают нашу жизнь!

— Да у тебя полная каша в голове! — Он бросил взгляд на книгу, которую Алена читала, и невольно усмехнулся.

— Да, мы обожаем романы про страстную любовь, — заметив этот ехидный взгляд, с вызовом бросила она. — Мы любим далекие страны, где все не так, как в нашей жизни, где мужчины вежливые и романтичные, и мне лично очень не хватает таких, как Армандо! Во всяком случае, я бы хотела такого встретить!

— Но для этого надо как минимум стать Терезией, — усмехнулся Станислав Сергеевич, но Алена на эту иронию не отозвалась.

Кузовлев допил горький кофе, решив не развивать далее опасное направление их нелепого разговора. Иногда на Алену нападало странное упрямство и она могла упорно доказывать самые абсурдные вещи.

Заступая на каждое ночное дежурство с Аленой, Станислав Сергеевич рисовал в своем воображении совсем другие сцены. Ему грезилось, будто в разгар ночи их руки невольно касаются друг друга, пальцы переплетаются, а тела сближаются — и вот уже совсем рядом ее красивое лицо, полные розовые губы и большие зеленые глаза; Медсестра была так обворожительна, что хирург влюбился на второй день их совместной работы решительно и бесповоротно, готовый жить здесь, рядом с ней до самой смерти, и возвращаться в Москву не торопился. Он знал, что ликом не уродился в Армандо, знойного латиноса и красавца: белесые ресницы, веснушчатое лицо, совсем не выразительное «золотушное», как говорили здесь, но время — лучший лекарь. Алена привыкнет

к нему, оценит его ум, душевные качества, и в ней обязательно вспыхнет к нему тот самый женский интерес, который обычно заканчивается свадьбой. Он все рассчитал и не торопился с сердечным объяснением, завлекая медсестру пока другим — своими знаниями. Терпеливо рассказывал ей про язву кишечника, двенадцатиперстной кишки, про гепатит и геморрой, рак молочной железы, и она не только слушала,но и восхищенно восклицала: «Ой, а нам этого в училище не говорили! Как интересно!» Глаза ее загорались, щеки розовели, она смотрела на него восторженно, почти влюбленно, и у Станислава Сергеевича кружилась голова от первых побед.

Кузовлева покоряла даже Аленина наивность. И сейчас он в душе умилился ее рассуждениям о шпионах и слепой вере в непогрешимость своего президента.

«Это еще не самое страшное человеческое заблуждение», — вздохнул про себя хирург!

— Так вь| согласны, Станислав Сергеевич, что мы в Чечне воюем против злостного сепаратизма? - не выдержав, нарушила молчание Алена.

— Да, согласен, — улыбнувшись, кивнул Кузовлев.

3

Алена подробно рассказала Мишелю о встрече с Грабовым и о спорах с Кузовлевым. Мсье Лакомб неожиданно поддержал точку зрения хирурга, заявив, что он даже опубликовал статью в «Монд» в поддержку свободолюбивого чеченского народа и, несмотря на разгул терроризма во всем мире, считает русско-чеченскую войну несправедливой по отношению к горскому народу.

Алена пожала плечами. Она уже и не знала, на чьей она теперь стороне.

Заканчивался октябрь, зачастили дожди, но они гуляли в любую погоду. Сначала направились в сад по дорожкам, выложенным белым и красным камнем. Мсье Лакомб увлеченно рассказывал о вечнозеленых кустарниках олеандра, посаженных еще отцом, потом о китайской бегонии, дальневосточном лимоннике и других растениях.