В замке находилась богатейшая библиотека. Она хранилась на крепких дубовых полках; ее полумонашеские по духу помещения также были украшены рунами. Генрих Гиммлер часто проводил там совещания; он имел обыкновение принимать за круглым столом двенадцать самых заслуженных вождей СС. Получить приглашение туда было великой честью и могло много значить для дальнейшей карьеры.

Архитекторы до того прониклись мистицизмом Черного ордена, что в центре замка устроили культовое помещение, где крепился дух СС. В зале было двенадцать столпов, а пол украшал огромный солнечный диск с двенадцатью лучами — знаменитое Черное Солнце, которому Генрих Гиммлер поклонялся как чистому свету Севера, знамению высшего знания Туле, законной первородной силе белой Европы. Под залой находилась крипта, в которой совершались самые настоящие богослужения. После победы Германии рейхсфюрер мечтал сделать Вевельсбург колоссальным духовно-историческим центром. По его замыслу, здания должны были быть достроены в направлении двенадцати солнечных лучей, открывая вид на Север — на знаменитую погибшую Атлантиду.

Как офицер Аненербе, Шторман был в числе самых усердных исполнителей этого замысла. Почти все время он проводил, роясь в ученых трудах и листая секретные документы. Члены организации занимались тайными опытами ради прогресса знания, которое, к стыду человечества, много веков назад присвоили себе носители опасно упрощенной мысли. Шторман не сомневался: настало время возвести сверхчеловека на подобающую ступень — не на ту, где его держали адепты Дарвина, превратившие человека в пошлого потомка обезьян. Чтобы опровергнуть их, СС располагал весьма значительными средствами — никогда еще от начала науки человечество таких не имело. Они могли рассчитывать не только на финансовые, но и на неисчерпаемые человеческие ресурсы. Шторман с большим интересом следил за весьма поучительными докладами об экспериментах на военнопленных. Например, изучали способность человека переносить холод, погружая пленных в ледяные ванны. Благодаря этим научным исследованиям, рано или поздно станет невозможно отрицать превосходство арийской расы над низшими. Как достойный представитель Нового Порядка, Шторман полагал великим счастьем, что ему выпало жить в столь великую эпоху истории человечества.

Все эти мысли волновали его ум, а сам он между тем прижимал к груди кожаный чемоданчик с печатью в виде двух рунических S, обозначающих победу, и мертвой головы — символа, взятого у прежних королевских гусар. Машина остановилась у крыльца, и Шторман стремительно выскочил из нее. На крыльце показалась хорошо знакомая фигура: его вышли встречать.

— Оберштурмбаннфюрер! — воскликнул младший офицер. — Не стоило беспокоиться, я бы прошел к вам прямо в кабинет.

— Дорогой мой Людвиг, — улыбнулся в ответ Вольфрам Зиверс, — мне очень полезно иногда оторвать голову от бумаг. К тому же, признаюсь, я места не находил себе от нетерпения, узнав о вашем приезде. Ваше донесение было таким… как бы сказать… заманчиво-загадочным.

Офицеры по-братски пожали друг другу руки и вошли в дебри замка. Часовые в черной форме отдали им честь; сухой стук каблуков по мрамору умиротворил душу Штор-мана. Он почувствовал себя дома, среди своих. Зиверс продолжил разговор:

— Но вы только что с дальней дороги — может быть, хотите сначала отдохнуть? Я распорядился убрать вашу комнатку, а на кухне найдется чем перекусить.

— Я не буду заставлять вас больше ждать, — таинственным тоном ответил Шторман. — То, что я привез вам из Нормандии, отлагательств не терпит.

Любопытство генерального секретаря Аненербе разожглось как нельзя сильнее. Он прошел вперед посетителя в коридор, ведущий к своему кабинету, приказал часовому у двери ни под каким видом никого не впускать и пригласил Штормана войти. Тот каждый раз, входя в это помещение, поднимал голову и разглядывал большую гравюру на стене, изображавшую Стоунхендж. Как жаль, что это сокровище мирового значения — в Англии! После победы СС, вне всякого сомнения, сделает его одним из важнейших памятных мест Европы. Шторман изучал выдающиеся работы Германа Вирта, где было доказано, что святилище Стоунхендж, посвященное возрождающемуся солнцу, — нетронутый памятник цивилизации, более древней, чем фараоны. Для рыцарей ордена СС это было еще одним доказательством превосходства лесных народов над народами пустыни.

— Так что же, дорогой мой Шторман, — начал разговор Зиверс. — Не томите меня больше: что за сногсшибательное открытие прячется в вашем чемоданчике?

Шторман, даже не подумавший сесть, открыл два замочка и достал сверток коричневой бумаги. Осторожно положив его на стол, он принялся медленно и терпеливо развязывать веревку. Бумага разворачивалась, и все чаще становился виден блеск золота и драгоценных камней. Но только когда Шторман закончил свою неторопливую работу, стало понятно, что за предмет в свертке. Зиверс широко раскрыл глаза и воскликнул:

— Распятие! Так вы нашли распятие? Где же? В саркофаге Роллона?

— Я бы сказал даже, — мрачно ответил Шторман, — что не нашел ничего, кроме распятия. Саркофаг оказался совершенно пуст: ни намека ни на кости, ни на оружие. Ни одной монетки, ни следа нормандских фибул… Ничего: только это золотое распятие с самоцветами.

— И Антикреста не было? — спросил Зиверс.

— Если Антикрест существует, — понизив голос ответил Шторман, — он не находится в гробнице Роллона.

Вольфрам Зиверс поспешно, но бережно взял распятие в руки и стал его разглядывать с видом знатока.

— Заметьте: вещь сделана превосходно. И по символике своей она — подлинное сокровище для истории европейского искусства.

— Это совершенно несомненно, — вздохнул Шторман, — но не слишком много нам дает. Однако я больше прежнего убежден, что мы идем не по ложному следу.

Эсэсовцы несколько долгих минут молча созерцали распятие, лежавшее на дубовом столе. Атмосфера в комнате была тяжелая; даже семейная фотография Зиверса с женой и сыновьями в кожаных штанах, застывшими в воинственных позах, не делала ее веселей.

— Как бы нам не сбиться с пути, подобно Отто Рану[5], — со значением прошептал Шторман. — Он сделал поиски Грааля и исследования в замке Монсепор смыслом своей жизни. А смотрите, как кончил: полубезумный, обглоданный крысами и насекомыми, на берегу какой-то речки…

— Здесь не может быть никакого сравнения, — строго отрезал Зиверс. — Несчастный Ран был слаб духом, подвержен худшему из извращений; он замарал СС, который оказывал ему всяческое доверие. Его прискорбная история — только лившее доказательство, что мы не можем терпеть в своих рядах никакой слабости.

Зиверс встал. Нервным жестом он велел Шторману запаковать распятие обратно. Сделал несколько шагов к противоположной стене и стал разглядывать портрет фюрера на фоне большой карты Рейха. Несколько раз он шепотом повторил: «Нет, нет, нет», а потом громко вскрикнул: