выпучены и покраснели, лицо бледное, как бумага, губы-ниточки, зубы оскалены, дыхание быстрое и поверхностное, температура повышена, пульс колотит пулемётом. Есть признаки судорожной активности. Похоже на психостимуляторный психоз, который бывает, например, при передозировке амфетаминами. Сколько там летальная доза? Двадцать микрограмм на килограмм? Сколько она приняла, чего именно? Когда? Сейчас бы ванну со льдом и галоперидольчику… А, блин, дурак я — у меня же антидот есть! С некоторых пор таскаю его с собой всегда, как индпакеты и пистолет. Уж больно жизнь пошла весёлая, прямо как в прежние времена.

Разжав стиснутые зубы, вставляю в рот ингалятор, впрыскиваю дозу. Слава альтерионской фарме, отпускает почти сразу. Зрачки приходят в норму, температура падает, выступает обильный пот, расслабляются мышцы. Так, сейчас будет нужен тазик… А, сойдёт и наволочка.

Недавно уже проблевавшуюся Дженадин тошнит бурно, но недолго, желчью.

— Это… была… не дышка, — выталкивает она из себя между желудочными спазмами.

— Я заметил. Похоже, ты всадила какой-то боевой коктейль. Дозу, рассчитанную на здоровенного взрослого мужика. То-то клановые такие упоротые все.

Я сходил и принёс ингалятор — выглядит как обычно. Я на дышку нагляделся, её здесь почти все швыркают почём зря. Дженадин, покрутив в руках, тоже не нашла отличий.

— Блин, никогда больше не буду… — говорит она слабым голосом.

— Оно и к лучшему, — соглашаюсь я. — Психотропы — то ещё говно, даже лёгкие.

— Это было… Ужасно! Я тебя люто ненавидела и безумно хотела. Трахнуть и убить. Тебя, маму, всё равно кого.

— Секс и насилие идут рядом, один набор гормонов. Как мне всё это не нравится…

— Ой, что с мамой? — вскинулась Дженадин.

Женщина прекратила танцевать, сошла с подиума и направилась к нам. Но, как оказалось, не к нам, а просто в комнату. Нас она то ли не видит, то ли не обращает внимания. Сбрасывает то немногое, что прикрывает её наготу, открывает замаскированную дверь — нечто вроде санузла. Заходит, встаёт под душ. Закончив, приступает к интимной гигиене, и я отворачиваюсь. Ни к чему мне наблюдать техобслуживание секс-куклы.

— Уже полночь, да? — догадывается Колбочка.

— Пятнадцать минут первого. Я уже четверть часа как арендатор этого тела.

— Так освободи её быстрей!

— Пусть закончит. А то мало ли, грохнется в обморок в душе.

Женщина выходит из санитарного отсека и, по-прежнему нас игнорируя, укладывается на кровать. Закрывает глаза и засыпает. Или, точнее, выключается. Пошёл цикл восстановления.

Я достаю коммуникатор — связь появилась. Захожу в меню программы управления, которая разблокировалась с переходом рент-прав. Выбираю «Досрочное прекращение аренды», продираюсь через кучу «Вы уверены?», подтверждаю полную выплату, соглашаюсь на десять процентов премии — больше система поставить не даёт, а зря, мне Димкиных денег не жалко. Жму последнее согласие и последнее подтверждение. Программа завершает работу, меню становится неактивным.

— Ну что, что? — волнуется Дженадин.

— Если сработало, то перед нами спит, хотя и голая, но совершенно свободная женщина.

— Прекрати на неё пялиться! — внезапно огрызается Колбочка и укрывает мать одеялом.

Я сегодня пялился на неё несколько часов, но не возражаю. Теперь это не предмет, а человек, есть разница.

— Разбудить её, как ты думаешь? — спрашивает девушка.

— Мне кажется, не стоит. Ты не в том состоянии, чтобы усидеть на моте, да и она весь день плясала. Импланты, конечно, работают, но всё равно ей стоит отдохнуть. Ляг рядом, поспи. Я покараулю.

— Но это же опасно?

— Не больше, чем ломануться в этот хаос на моте с двумя девушками за спиной. За клановых нас то ли примут, то ли нет, а если примут — да не те? Полиция имеет привычку объявляться в самые неподходящие моменты. Пристрелят и как звать не спросят. Пожалуй, лучше остаться тут до утра.

Дженадин прилегла на кровать, сначала чуть в стороне, но потом придвинулась к матери, пригрелась и задремала. А я пошёл к дверям, где присел на подиум, уперев дробовик прикладом в пол. Спать хочется неимоверно — вот же чёртов молодой растущий организм! Сейчас бы кофе…

* * *

Разбудила меня вибрация коммуникатора.

«Ты где? Какого хера там творится? Ты опять во что-то влип, папаша?» — сообщение от Дмитрия.

«Живы. Подробности потом», — написал я Дмитрию. Получил ответ: «Ну ты и жопа». Реагировать не стал.

Аккуратно разбудил Колбочку:

— Пора. Светает. Лучше уходить сейчас.

— Мама? — вскинулась она, не сразу осознав, где мы и что случилось вчера.

Мерсана лежит рядом, безмятежно спит.

— Мам, проснись, — осторожно трясёт её за плечо девушка. — Проснись, это я!

— Джен? — улыбается та, не открывая глаза. — Странно, говорили, что снов не будет…

— Это не сон, это я, ну, пожалуйста!

Женщина открывает глаза, осматривается, хмурится, увидев меня. Невыспавшийся, растрёпанный, перемазанный засохшей кровью подросток с ружьём. Не вызвал, значит, мгновенной симпатии. Да и чёрт с ней.

— Дженадин? Как ты сюда попала? Аренда! Что с арендой?

— Не беспокойтесь, дамочка. Аренда кончилась.

— Но ещё же не… Ох, чёрт, я голая. Джен, там в углу встроенный сейф. Принеси оттуда одежду и коммуникатор. Какое вообще число?

Я включил свой и повернул к ней экран.

— Я что-то путаю, или ещё не…

— Форсмажор, — не стал вдаваться в подробности я.

— А как же…

— Оплата перечислена полностью, с премией.

— Какое счастье, — вздыхает она облегчённо. — Можно будет неплохо оттянуться на Средке!

— Боюсь, со Средкой проблемы, — сообщил я, — но это обсудим позже. Одевайтесь, нам пора.

Вышел, чтобы не смущать, огляделся на улице. Туман ещё ушёл не весь, подсвечивается восходящим солнцем. Вроде бы он раньше не поднимался так высоко? Или я внимания не обращал?

На Средке тихо и совершено безлюдно. На тротуарах и на дороге чёрные пятна, и валяются как будто сломанные манекены. Но это не манекены, конечно. Пахнет горелым. Больше отсюда ничего не разглядеть.

Я с сомнением посмотрел на моты. Идея уехать на одном из них перестала казаться привлекательной — на пустой Средке мы будем заметными, как прыщ на жопе. Возможно, лучше уйти пешком — если не выходить на центральную магистраль, а держаться боковых улочек, то можно просочиться, вообще никого не встретив. Ну, я надеюсь.

— Мы готовы, — сказала Дженадин, осторожно выходя на улицу.

На валяющиеся трупы клановых она старается не смотреть.

— Как мама?

— Растеряна, ничего не понимает, но пойдёт с нами. Ей ведь можно с нами?

— Нужно. Я за неё вчера кучу денег отвалил, надо беречь свои инвестиции.

— Я же… — вспыхнула Дженадин.

— Стоп, — перебил я её торопливо, — это была глупая шутка. Я не подумал, как это прозвучит. Запомни: ни ты, ни твоя мать