полностью погрузился в свои мысли. Я просто представил на что такие как я только были способны, раз могли держать целые миры, совершенно иные измерения заставить говорить и слушать. На сколько же они умны, что смогли придумать устройство их взаимоотношений, что действительно не легко из-за рациона монстров и огромном различии культуры и систем ценностей у людей. Насколько надо быть терпеливым, насколько надо быть смелым и иметь холодную голову. Куда мне до моих предшествинников, если я даже не способен совладать со своим страхом перед неизведанным, что для древних интремундов было обыденным чувством. Хотя кто знает, может это только дело времени. Смог бы я стать таким же, хотел бы?…

— Нипхту, ты меня слышишь? — Позвал меня Люций, вскарабкавшись мне на плечи и уставившись мне в лицо.

— Что? Извини, я задумался.

Он замотался головой, обеспокоенно вздохнув.

— Я говорю, что ты не будешь воспринимать это все всерьёз, только для общего развития. Я и так рассказал тебе слишком много для одного дня, идёт?

— Идёт, я обещаю. — Сказал я, не зная вру я сам себе или только ему.

Я убрал подальше «ядро» и, также с Люцием на плечах, двинулся вперёд под его указаниями.

Мы шли ещё минут пятнадцать, и вскоре лес начал редеть, а любопытные глаза вовсе пропали. Когда я ступил с чёрной земли на булыжники, Люций одернул меня, предупредив, что близко овраг. Так и оказалось. Сделав ещё пару осторожных шагов вперёд я увидел как стена тумана резко обрывается и внизу виднеется десяток небольших хижин, полуразвалившихся и трухлявых. Вдоль них простилались дорожки, выложенные из камня, заросшие фиолетовым мхом. Также вдоль домов располагались фонари, они не горели и вовсе были побиты, как и окна лачуг. Ни звуков, ни движения. Эта деревня и впрямь была заброшена. Как сказал Люций, там когда-то жили человекоподобные аморфные чудища, но они ушли, кто в леса, кто в города. Так что теперь это место потихоньку умирает. Для меня же оно станет только началом, и подарит новую жизнь, в которой я встану на границе миров, и стану величайшим ужасом, настолько мерзким, насколько и прекрасным, как благословение и проклятие.