— Кто справится с женщиной? Можно наказать одну другую, но опасность не исчезнет. Особенно теперь, благодаря проискам киры Шекер. Только не уверяй, что ты с ней не знаком. Шекер — известная всему Стамбулу сводница. Немало семейств пострадало от козней этой мерзавки, но ее по-прежнему охотно принимают во дворцах многих знатных особ. В том числе и в нашем доме: она развлекает наложниц сплетнями, приносит краску для лица и волос, всякие притирания, благоухания. Но торговля для нее лишь прикрытие, говорят, она сколотила баснословное богатство, выполняя поручения охотников до чужих женщин, и я не сомневаюсь, что именно эта дрянь рассказала о Лали сыну султана. Полагаю, ты знаешь лучше, чем я, о проказах шахзаде.

Антонио мрачно молчал. Сомнений не было: ханум известна затея Мехмеда. Права женщина и в другом: забавы шахзаде становятся день ото дня все ужаснее и страшнее. Месяца три назад наследник султана увлекся дочерью муфтия, прелести которой ему расписала все та же кира Шекер. Сводница осыпала девушку подарками, но та проявила характер. Тогда Мехмед велел муфтию продать ему дочь и получил отказ. Разъярившись, шахзаде приказал своим людям схватить девушку и доставить к нему во дворец. Муфтий положил к ногам султана жалобу с просьбой вернуть дочь. Но Мехмед дал клятву, что девушки в его гареме нет. И ее там действительно не нашли. О дальнейшей судьбе этой несчастной не знает никто. Страшно подумать, что подобная участь может ожидать Лали.

— Ханум уже сообщила о своих подозрениях управляющему?

— О тебе Искандер-эфенди пока что не знает, — неспешно заговорила Гюльхар, обдумывая каждое слово. — Но о происках Шекер уже извещен. Эфенди распорядился, чтобы кизляр-ага присматривал за Лали. Бросить вызов сыну султана здесь никто не отважится, главное — дождаться возвращения Ибрагим-паши. Но, боюсь, Лали вряд ли спасет защита приемного отца. Если Мехмед не добьется желаемого сам, он может прислать сватов. Паша не посмеет отказать сыну султана, и участь Лали, ставшей женой безумного шахзаде, вряд ли будет завидной, — женщина пристально взглянула на Карриоццо: — Я вижу, ты жалеешь малышку? А ведь явился сюда по приказу Мехмеда. Впрочем, я тебя не виню. Противиться шахзаде можно, лишь заранее обрекая себя на мучительную смерть. Но сбежать отсюда ты сумеешь. Вместе с Лали. Опасность, разумеется, велика: — если вас поймают, то в лучшем случае просто забьют камнями до смерти, о худшем… страшно даже думать. Но выбора у тебя нет — если ты не примешь мое предложение, то уже сегодня простишься с жизнью.

— Почему ты решила, что я предам шахзаде? Я любимец Мехмеда.

— Зато он тебя предаст. Шахзаде не станет защищать тебя, объявляя о том, что ты пробрался в чужой гарем по его приказу, ведь султан не простит сына, вознамерившегося оскорбить капудан-пашу, — усмехнулась Гюльхар. — К тому же ты — не любимец шахзаде, а его пленник, и жизнь твоя зависит от настроения твоего господина. В Стамбуле вообще никто не может быть уверен в завтрашнем дне.

Антонио вытер вспотевший лоб. Что замыслила эта женщина? В то, что ханум искренне желает помочь золотоволосой сопернице, верилось с трудом.

— А сама девушка? Разве она захочет пойти со мной?

— Лали — девочка разумная, она должна все понять. А если не поймет — ты ее уговоришь. Мне кажется, ты уже успел смутить ее покой.

— Даже так?.. Ты умеешь убеждать, ханум. А вот твоя забота о девушке мне кажется странной, — криво усмехнулся Карриоццо. — Ты пытаешься уверить меня в том, что беспокоишься о судьбе Лали, а сама готова вручить ее посланцу Мехмеда? Я могу пообещать тебе все, что угодно, а затем вручить девушку своему господину.

— Душа человеческая непредсказуема. Но я немного разбираюсь в людях. У тебя чистые глаза и горячее сердце. Я заметила на твоей груди крест, значит, ты не изменил своей вере. Именно поэтому я полагаю, что ты не достоин называться подлецом. Поцелуй свой крест и дай мне клятву, что доставишь Лали в Италию и не предашь. А я буду молить Аллаха, чтобы тот защитил вас обоих, и Лали не пришлось проклинать меня за мой необдуманный поступок.

Гюльхар сладко потянулась, словно кошка в предвкушении лакомой сметаны.

Затея весьма рискованна. И, прежде всего для Лали. Если Мехмед добьется желаемого, остается уповать лишь на то, что (по словам киры Шекер) шахзаде до смерти надоели глупые красавицы, и он возжелал заполучить женщину не только красивую, но гордую и незаурядную. Лали как нельзя лучше подходит для этого. Если она проявит характер и понравится Мехмеду не только в постели, но и в беседе, если заворожит его своим чарующим пением, то станет для наследника османского престола самой желанной женщиной. Иначе — погибнет.

В том случае, если итальянец согласится принять предложение Гюльхар (а куда ему деваться — если не для себя, то для шахзаде — он обязательно украдет Лали) и сумеет доставить Лали в Италию (очень трудно поверить в благополучный исход этой затеи), то девочка, возможно, обретет счастье и любовь. Но нельзя исключать вероятность того, что парень нарушит клятву и, наигравшись с малышкой, продаст ее ради наживы.

Жаль, конечно, если с Лали произойдет несчастье, зато Гюльхар будет наслаждаться спокойным счастьем во дворце своего мужа. Двум умным красавицам здесь нет места. Старшие жены и глупые курицы-наложницы не в счет.

Проснувшись, как всегда, раньше остальных женщин, Лали поспешила на верхнюю террасу, где привыкла встречать зарю. По утрам мало кто из обитателей гарема поднимался сюда, и девушка, устроившись на широких перилах, любила в одиночестве помечтать о том, что когда-нибудь превратится в быстрокрылую птицу и взовьется ввысь над этим миром, закованным в мрамор и чугунные решетки. При появлении первых солнечных лучей Лали привычно сложила руки, но не успела произнести даже начальные слова молитвы.

— Интересно, о чем ты молишься?..

Сердце подпрыгнуло в груди, словно мячик. Резко обернувшись, Лали увидела Селима и испуганно попятилась.

Но, похоже, разговор с Гюльхар-ханум заставил охранника помнить о почтении к любимой дочери паши, потому что евнух не стал донимать девушку. Остановившись возле Лали, Селим облокотился на перила и, прищурив глаза, принялся с жадностью рассматривать раскинувшийся перед ним морской пейзаж.

— Неплохое место выбрал Ибрагим-паша для своей ялы. Отсюда хорошо видно, как уходят в плавание корабли.

— Мечтаешь вернуться домой? — оборвал речь Селима мурлыкающий голос, полный сарказма и властности. — Напрасно. Стамбул не выпускает добычу.

Оглядевшись по сторонам, Лали не сразу заметила человека, стоящего в тени колонны: высокий, жилистый юноша в облачении евнуха. На бледном лице горели странным лихорадочным огнем темные глаза, а огромный нос делал незнакомца похожим на хищную птицу.

Селим, похоже, не ожидал увидеть здесь этого юношу, потому, что на его лице отразилось сильное удивление. Нет, скорее — неудовольствие. Светлые глаза потемнели, а скулы заострились. Но вместо слов возмущения, которые явно рвались наружу, мужчина лишь почтительно склонил голову.