Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я оплачу. Только не тяни с вызовом, Креспи.
Креспи и врач переглянулись. Руководитель нервничал. Он не хотел неприятных разговоров вокруг экспедиции, спонсором которой была известная итальянская фирма «Треккинг», производящая горное снаряжение. Экспедиция носила рекламный характер, и вызов полиции в базовый лагерь мог повредить делу.
– Ну, что же ты молчишь? – прервал я затянувшуюся паузу.
Руководитель, высохший от возраста и любви к горам, белизну коротких волос которого оттеняло загоревшее до черноты лицо, стащил зубами рукавицу, кивнул врачу и что-то неслышно сказал. Решение выходило из него мучительно медленно. Я понял, что он сказал «о'кей», но скорее пока только для себя.
– А о чем говорить? – сглаживая слабоволие Креспи, ответил врач. – Вы пока не убедили нас в необходимости полиции. Мы должны выслушать Бадура.
– Бадур до третьего лагеря не дошел. Потому ничего интересного он не скажет, – возразил я.
– Выздоравливай! – категорично потребовал Креспи и протянул мне руку, ставя точку на разговоре.
– Вам надо отоспаться. Я принесу хорошее успокоительное, – добавил врач таким тоном, с каким палач обещает жертве добросовестно намылить веревку.
Я проводил их взглядом и, как только услышал затихающий скрип шагов за палаткой, сразу же подсел к столу и включил «ноутбук» Родиона, который он всегда брал с собой в горы. Я вогнал в прорезь дискету и вызвал команду на загрузку программы. Обмороженные пальцы с трудом попадали на нужные клавиши, глаза совсем некстати стали слезиться. Я тер воспаленные веки кулаком и пялился на возникшие на экране портреты Столешко и Родиона анфас и в профиль. За этим занятием меня застала Татьяна. Я едва успел отключить экран.
– Здравствуй, – сказала она, скидывая с головы капюшон. От нее тянуло свежим морозом. В протекторах ботинок девушка принесла снег, и на полу, между входом и столом, осталось несколько белых следов, словно Прокина, как мышь, прибежала с мучного склада. – Ты позволишь мне сесть?
Я искоса взглянул на нее и нахмурился.
– Спасибо, – сказала Татьяна, словно я расшаркался перед ней. Расстегнув «молнию» на пуховике, она села на сколоченную из ящиков скамейку. – Я принесла письмо от князя. Вообще-то оно адресовано Родиону, но ты тоже можешь его прочитать, чтобы потом не задавать мне лишних вопросов.
– Меня не интересуют чужие письма, – ответил я.
Она держала лист бумаги в вытянутой руке. Я смотрел на клавиатуру. «Каким же мерзким кажусь я ей со стороны!» – подумал я. Мне приходилось играть несвойственную роль, и меня коробило оттого, что игра давалась без напряжения. Раньше мне казалось, что сыграть подлеца порядочному человеку очень трудно.
– Хорошо, я зачитаю, – сказала Татьяна спокойно, опуская руку. Она со странной внимательностью рассматривала мое лицо: ее зрачки безостановочно двигались, будто по моей физиономии бежала строка телетекста. Я не выдержал этой почти ощутимой ласки вниманием и поднял глаза. Ее взгляд неуловимо изменился, и я догадался, что девушка думает уже не о пропавшей альпинистской связке, а о моей голове с пылающими мозгами.
– У меня есть французский аэровит, – сказала она, расстегивая «молнию» на пуховике. – Он здорово помогает от «горняшки». Тебе будет легче…
– Мне будет легче, – пробормотал я, – если ты выйдешь отсюда… Кто тебя просил беспокоиться о Родионе? Кто тебя прислал сюда?
– На все эти вопросы я уже ответила Родиону.
– Тогда и свои вопросы задай ему!
Татьяна вздохнула и с завидным терпением произнесла:
– Меня прислал сюда Святослав Николаевич Орлов, бывший эмигрант, потомственный князь, владелец усадьбы в Араповом Поле. – Вынув из-за пазухи коробочку, девушка встряхнула ее, как погремушку, и, взяв мою руку, развернула ее ладонью вверх. На линию жизни выкатились две желтые, нагретые ее пуховиком пилюли. – Можно не запивать. Разгрызи как следует и проглоти.
Лоб девушки закрывала оранжевая повязка, она же превращала прическу в некое подобие букета, в котором светлые, выгоревшие почти до белизны волосы фонтаном шли кверху, в романтическом беспорядке опадали на высокий воротник пуховика, на лоб и глаза и только уже где-то за воротником сплетались в косу. Словом, каждая деталь ее облика была гармонично связана с альпийской экзотикой, и портрет девушки мог бы украсить обложку какого-нибудь журнала для любителей активного отдыха.
– И что тебе от меня надо? – устало спросил я, опуская таблетки в карман.
– Исчерпывающей информации о Родионе и Столешко, – ответила Татьяна, легко рассматривая мои глаза. Ее лицо освещал рассвет улыбки. – Твоя гипотеза об убийстве меня не устраивает. Я должна знать все подробности: в каком состоянии был лагерь, что ты нашел в палатке, где находились веревка, горный ботинок…
– А государственную тайну тебе не выдать? – грубо спросил я. – Что это за манера такая – лезть в душу! Дай сюда твое письмо!
Я почти вырвал лист из руки Татьяны. Если бы она держала его крепче, то он бы порвался. Я положил письмо перед собой.
– И для какой цели тебе нужна информация? – произнес я и углубился в чтение короткого письма, прищурив один глаз, словно был на тестировании у окулиста.
«Дорогой сын! Танюша Прокина – мой новый письмоводитель, девушка весьма легкая на подъем, блестяще справляется со всеми моими поручениями (английский и французский в совершенстве, изумительнейшая физическая подготовка, верховая езда и бальные танцы!!!), что и навело меня на мысль отправить ее к тебе, полагая, что такой человек не только не станет обузой, но и поможет во многих твоих делах. Обнимаю – твой отец князь Орлов».
Почерка князя я не знал, и у меня не было полной уверенности, что письмо действительно написано отцом Родиона.
– Ну и что? – отчужденно спросил я. – Я сам могу такое написать. Ты Родиону его показывала?
– Конечно.
– И что он сказал?
– Ничего. Он поцеловал меня.
– Погорячился, конечно, – пробормотал я.
– Надо понимать, ты отказываешься со мной говорить? – уточнила Татьяна, причем так легко и малозначимо, будто давно смирилась с этим, и мой ответ особого значения для нее не имел.
– Правильно понимаешь, – ответил я.
На этом наш недолгий разговор был прерван редкими и гулкими звуками ударов. Повар, колошматя палкой по пустой бочке из-под соляры, приглашал «сахибов», то есть восходителей, на ужин. Татьяна поднялась со скамейки и протянула мне руку, сузив ладонь лодочкой. Мне почему-то пришло в голову, что она хочет, чтобы я пожал или поцеловал ее руку. Но ей всего лишь нужно было письмо.
Прежде чем вернуть его девушке, я поднял лист и посмотрел через него на свет. Во всяком случае водяные знаки в виде замысловатого логотипа князя просматривались четко. «Однако никаких инструкций относительно письмоводителей я не получал, – подумал я и слишком откровенно уставился на девушку, дожидаясь, когда она выйдет из палатки. – Кто она? Новая фигура на игровом поле князя?»