– И что бы ты мог, Эрик?

– Она на это не согласится.

– Тогда придумай для нее какую-нибудь историю. Продай ей эту идею. Я в тебя верю. И никаких настоящих имен – ни имени, ни фамилии.

Хлопнув Эрика по плечу, Мортон направился в сторону входа в гостиницу.

* * *

Он уселся на свободный стул в углу бара и уставился на темный залив за окном. Правда, в восемь тридцать вечера в дождливый четверг там мало что можно было рассмотреть – только отражения в стекле огней в окнах зданий, стоявших на набережной.

В лаунж-зоне царила суматоха – небольшая толпа людей, каждый из которых держал в руках упакованный подарок, собралась возле высоких, от пола до потолка, окон.

Неужели до Рождества осталось всего две недели?

В прошлом году Грант потратил две сотни на односолодовое виски мирового уровня. И весь день провел с этой бутылкой, в сотый раз наслаждаясь трилогией «Крестный отец». Он отключился в первые двадцать минут после начала третьей части – совсем ничего не потерял. Может быть, это Рождество он проведет так же. Об этом можно даже помечтать. Начало традиции. А может быть, он попросится на дежурство. Ему повезет, и он раскроет страшное убийство.

Не так уж важно, чем он займется, главное, чтобы был план.

А еще нельзя позволить празднику застать тебя врасплох. Тщательная подготовка – вот то, что поможет выжить в Рождество человеку без второй половинки.

– Что вам принести?

Грант повернулся к высокой симпатичной барменше. Черная жилетка. Длинные светлые волосы убраны в хвост. Ясные и отдохнувшие глаза человека, только что заступившего на смену.

– «Джонни Уокер», синяя этикетка, со льдом.

– К вашему сведениию, это будет стоить семьдесят пять долларов за порцию.

– Тогда принесите двойную.

Когда Мортон опустошил стакан наполовину, он почувствовал, что его окутывает тепло, а взор его туманится. Но, к своему удивлению, он не почувствовал, что успокаивается. Совсем нет. Единственным ощущением было какое-то изменение в энергетике ночи. Угроза какого-то нового, непредвиденного развития событий.

В стакане оставалось всего несколько капель, когда Эрик взгромоздился на стул рядом с ним.

– Только что переслал тебе ее адрес, – сказал он, и тут же, как по мановению волшебной палочки, телефон полицейского завибрировал. – Вы встречаетесь через час. Но это еще ничего не значит. Ты ей должен понравиться. Если нет? Это уже не мое дело. Я сказал ей, что ты архитектор и зовут тебя Майкл. Я предупредил тебя, что девочка она дорогая. И тебе лучше полностью расплатиться заранее. Должен сказать… я в шоке, что она вообще на это согласилась.

Грант допил последние капли, слез со стула и взялся за куртку.

– Но если она на тебя пожалуется, если ты перекроешь мне эту дорожку… – начал Эрик.

– Тогда ты с этим смиришься, да? Спасибо за выпивку.

Он припарковался на Крокетт-стрит, в двух кварталах от того места, которое указал ему Эрик, и выключил двигатель «Краун Вик».

Дождь барабанил по ветровому стеклу, искажая свет фар проезжающих автомобилей.

Грант взглянул на телефон – 9.25 вечера.

С каждой милей, которую он проезжал после того, как покинул «Four Seasons», узел у него в животе затягивался все сильнее. Сейчас ему казалось, что он вот-вот лопнет.

Мортон запер оружие в бардачке.

Открыв дверь, он выбрался под дождь, который оказался таким холодным, что прикосновение каждой капли к лицу напоминало укол острой иголкой. Грант поднял капюшон куртки, засунул руки в карманы и двинулся по тротуару.

Это был богатый квартал в верхней части Квин Энн – ряды домов из бурого песчаника перемежались особняками в викторианском стиле. Улицу освещали фонари, и струи дождя, падающие на их фоне, вместе с легким туманом, прятавшимся в переулках, превращали окрестности в некое мрачное подобие лондонских трущоб девятнадцатого века.

Пройдя квартал, Грант остановился и уставился на дом, расположенный через перекресток по диагонали от него. Трехэтажное здание стояло отдельно от всех и занимало весь угол улицы. Изгородь из вечнозеленых растений доходила почти до окон первого этажа. Шторы на них были задернуты, однако сквозь щели на улицу проникали лучи света. Окна второго и третьего этажей были абсолютно темными.

Дождавшись промежутка в потоке машин, детектив перебежал улицу, умудрившись не наступить в лужу глубиной в несколько дюймов.

Он остановился перед металлической кованой оградой, окружавшей дом, и посмотрел на входную дверь. В воздухе чувствовался легкий запах древесного дыма.

Номер на небольшом черном почтовом ящике возле двери соответствовал тому, что дал ему Эрик. Грант отворил ворота и прошел вперед, по вымощенной плитняком тропинке, прямо к лестнице. С каждым шагом его ощущения становились все более странными: давление в черепной коробке росло, а шаги непроизвольно ускорялись, как будто кто-то тащил его к зданию…

А потом он оказался под козырьком входной двери – его пульс к тому времени колотился как сумасшедший. Мортон постарался выровнять дыхание, прежде чем стучать в дверь.

На него смотрела небольшая камера, укрепленная как раз над притолокою входной двери.

Все происходило слишком быстро.

В голове у него все еще гудело после «Джонни Уокера» с синей этикеткой, и он смутно представлял себе, что скажет через несколько мгновений.

Отбросив страх и сомнения, он нажал на звонок.

По ту сторону двери послышались приглушенные шаги – скорее всего, идущий к ней человек был босиком.

В интеркоме под почтовым ящиком послышался голос:

– Майкл, как вы?

Грант нажал кнопку с надписью «говорите», наклонился вперед и произнес:

– Все в порядке. Правда, здесь немного сыро.

– Тогда давайте не дадим вам простыть.

Звуки снимаемой цепочки.

Двух отодвигаемых засовов.

Скрип петель.

Луч света, пробежав по плитняку, остановился у ног Мортона, и тяжелая деревянная дверь распахнулась.

Его окутало облако первоклассного парфюма.

Свет был тусклым.

Пурпурное шелковое кимоно с узором из черных виноградных лоз и цветов на рукавах. Вызывающее декольте. Светлые волосы забраны наверх и скреплены двумя палочками для еды – плечи и шея открыты. Босая, она стояла в дверном проеме, а ее рука все еще сжимала ручку двери. Позади нее затемненную комнату освещали только сполохи огня.

Грант смотрел на ее лицо, в глаза и надеялся увидеть хоть какую-нибудь незнакомую деталь, но это, вне всяких сомнений, была именно она.