– Вставай, вставай, приятель! – весело крикнул я сконфуженному воину. – На, держи свой золотой, ты его честно заработал.

– Что, развлекаетесь? – раздался за моей спиной добродушный бас Меркадье. – Ловко это у тебя получается, малыш! – обратился он к польщенному Шаконтону. – А ну-ка, дай я попробую!

Он начал стягивать с себя котту.

– Постойте, граф! Мне нужно с вами обсудить важный вопрос…

Меркадье с неохотой одернул одежду и, тяжело вздохнув, пробурчал:

– Вечно ты не вовремя!

Тут как раз он был не прав. Лучше других зная, каков бывает Эд в рукопашной схватке, я поспешил спасти целостность молодого организма и репутацию моего оруженосца.

– Заканчивай, Сэнди, – бросил я через плечо и направился к Меркадье, в нетерпении ожидавшему меня у борта галеры, лихорадочно пытаясь сформулировать для себя то дело государственной важности, ради которого я посмел оторвать коннетабля английских владений во Франции от молодецкой забавы.

– Послушай, Эд, я хотел посоветоваться с тобой… Ты знаешь Францию лучше меня. Как, по-твоему, кто на сей день может там считаться лучшим полководцем?

Меркадье на минуту задумался.

– Пожалуй, Симон де Монфор… дЮннекур неплох, но тугодум…

Не знаю, чем завершилась бы наша беседа, но тут рассуждения Эдвара Кайяра были прерваны звуком сигнальной трубы, раздавшимся с одной из дальних галер.

– Что там у них стряслось? – с тревогой произнес граф, всматриваясь в ту сторону, откуда донесся звук. – Сигнальщик, подай знак остановиться! – крикнул он.

Над морем вновь запела труба.

– Пусть пришлют вестового! – распорядился Меркадье.

Спустя четверть часа к борту галеры причалила небольшая лодка. Гонец, поклонившись, начал объяснять причину сигнала:

– Ваше сиятельство! Мы обнаружили остатки кораблекрушения.

– Ну и что? – недовольно спросил Меркадье. Посыльный, слегка стушевавшись, пояснил:

– Судно, судя по обломкам, английское, неф.

– Название удалось установить? – сурово сдвинув брови над переносицей, произнес Эд, кладя руку на эфес меча.

У меня нехорошо заныло между лопаток. Штормов в последние дни не было, а значит, скорее всего судно подверглось нападению. Был ли попавший в передрягу неф тем самым «Элефантом», увозившим на материк мою маленькую принцессу, или же кому-то из вечных морских бродяг Фортуна отказала во взаимности? «Сколько тонет их в этих водах, – отгонял я назойливую мысль, червем-древоточцем сверлившую мозг. – Почему именно „Элефант“?»

– Нет. Корабль пошел ко дну. На поверхности лишь какие-то бочки, обломок мачты, доски…

– Жаль, черт возьми! Жаль! Но делать нечего. Возвращайся к себе на корабль…

– Ваше сиятельство! На мачте обнаружен труп какого-то дворянина. По гербу не англичанин.

– Что на гербе? – глядя на меня, спросил Эдвар.

– В лазури – золотая ветвь.

– Солнечная ветвь, – прошептал я, облокачиваясь на стол, чтобы преодолеть внезапный приступ дурноты. – Брантасольо! Где он?!

– Ваше высочество… – произнес посыльный и замялся. – Труп пробыл в воде несколько дней. Рыбы, птицы… Лучше не смотреть на этого господина. Тем более, прежде чем привязать несчастного к мачте, его, похоже, долго мучили.

– Вот даже как! – огромные кулаки коннетабля с грохотом опустились на столешницу. – Ну хорошо же! Шакалы! Они у меня еще пройдутся по доске! Ты знал его? – обратился он ко мне, в бешенстве расхаживая по каюте.

– Совсем немного, – с трудом выдавил я, не в силах преодолеть какое-то странное оцепенение, овладевшее вдруг мной. Мне очень хотелось расплакаться от беспомощности, но слезы за последние годы, видимо, забывшие путь к глазам, кипели где-то в груди, на подступах к горлу, с каждым вдохом все, больше и больше сжигая мой разум.

– Эй, очнись! – Меркадье с силой тряхнул меня за плечо. – Что такое?

– Это корабль Лауры, – одними губами произнес я.

– Арагонской принцессы? – Эд остановился, внимательно глядя на меня, словно ожидая, что я скажу ему, что это розыгрыш. – Капитана ко мне! Живо! – рявкнул он так, что сновавшие вокруг корабля чайки взмыли вверх по крутой дуге да так и остались там, опасаясь снизиться.

Шкипер флагмана появился столь стремительно, что последние раскаты голоса грозного коннетабля едва не сбили его с ног.

– Тебе известно о кораблекрушении? – Эдвар-Жиль смерил вошедшего долгим взглядом.

– Известно, милорд! – ответил тот, почтительно глядя на молодого гиганта, явно желавшего немедленно кого-нибудь растерзать.

– Как ты полагаешь, – стараясь говорить как можно спокойнее, задал вопрос Меркадье, – кто может здесь промышлять?!

Старый моряк задумчиво пожал плечами.

– Промышлять пиратством, ваше сиятельство, здесь дело обычное. Тут, поди, и не разберешь, кто купец или, скажем, рыбак, а кто – распоследний головорез. А чаще всего между первыми и вторыми и разницы-то особой нет. Но вот одно можно сказать наверняка: если этот корабль – дело рук кого-то из местных, то Сен – Маргетский Аббат об этом наверняка знает.

– Монах? – с презрительной миной кинул Эд, с малолетства, похоже, испытывавший к слугам господним гадливое отвращение.

Морской волк как-то странно ухмыльнулся и взъерошил седеющую шерсть на подбородке.

– С позволения вашего сиятельства, монах. Однако одному ему ведомо, какому богу он служит. Если вам, милорды, будет угодно, я расскажу его историю так, как сам ее слышал.

Меркадье с некоторым сомнением посмотрел на меня. Я уже полностью овладел своими эмоциями и готов был к действию, как когда-то было написано на гербе нашей доблестной части: «В любое время, в любом месте, любыми средствами». Мысли, выстроившись в ровные штурмовые колонны, рвались на приступ самой неразрешимой из проблем. Загвоздка была пока что лишь в одном – четко сформулировать цели и задачи.

Я вполне допускал, что нападение на «Элефант» было делом рук пиратов. Судя по тому, что тело несчастного рыцаря, возглавлявшего охрану Лауры, было зверски истерзано, наверняка не обошлось без них, но вместе с тем передо мной неотвязно, словно призрак сумасшедшего налогового инспектора, маячил светлый образ императора Оттона и его криворотого сынка. Последнего, правда, мне видеть никогда не доводилось, но услужливое воображение живо рисовало его средоточием всех возможных уродств и пороков. Ободренный нашим молчанием, шкипер начал свое повествование.

– Значит, дело было так. Лет тридцать назад, еще при прежнем французском короле, когда тот только начал присоединять к своему домену земли графства Вермондуа, против него выступил один местный рыцарь, не пожелавший повиноваться Людовику. Звали его шевалье де Монмюзон, а может, и как иначе, доподлинно мне неизвестно. Уж и не знаю, как долго смог он держаться против королевских войск, а только в конце концов замок его взяли и, в назидание люду, сровняли с землей. Самому же рыцарю отсекли голову, руки и ноги, чтоб впредь неповадно было бунтовать. Эд усмехнулся. Видимо, подобный метод убеждения мятежников был вполне ему по душе.