Я ничего не сказала, потому что толком и не понимала, что тут говорить. Этому человеку нужны его деньги, а у меня их нет. Да и не было никогда.

— Что смотришь, кролик? — Гор посмотрел на меня исподлобья. В простуженном голосе отчетливо завибрировала крайняя степень недовольства. — Деньги где? — он внезапно сильно закашлялся в кулак.

— Нужна отсрочка, — произнесла я, понемногу начиная привыкать к здешней давящей атмосфере и человеку, с которым разговариваю. — И… сумма. Я не знаю, какую сумму у вас попросил Юра.

Каждое новое слово начало даваться всё проще и проще. Молодец, Марианна. Молодец. А теперь главное не упустить эту волну, которая позволяет говорить хоть немного уверено и с правильной расстановкой пауз.

— Ты, кажется, ни черта не поняла, — в груди у Гора зарокотало и он снова несколько раз крепко откашлялся. — Правила здесь диктую я, — он медленным, почти ленивым шагом направился в мою сторону.

Ленивым не потому, что хотелось продемонстрировать очевидное понимание, кто сейчас здесь главный. А потому что это у Гора врожденное, быть в принципе главным в любой ситуации. Кажется, он не видел никакого смысла что-то доказывать или демонстрировать. Всё-таки это удел совсем еще молодых ребят, которые только рвутся на олимп успеха. А этот мужчина с дикой мужской энергетикой, бьющей на поражение, уже давно восседал на этом олимпе. Иначе с чего бы это он раздавал людям в долг весьма крупные суммы денег. Вряд ли Юра попросил сотню-другую долларов.

— И какие они… эти правила?

Гор остановился в шаге от меня. В таком коротком расстоянии его спокойная, но по своей природе мощная давящая энергетика ударила с особой силой. Я не знала, как правильно описать ту, реакцию, что испытала в эту секунду.

Никого кроме Юры я никогда не любила. Когда мы поженились любые мужчины вокруг попросту перестали для меня существовать. Я как обезумевшая фанатичка возвела Юру на пьедестал своего личного поклонения. Я не знаю, нравилась ли когда-нибудь другим мужчинам. И есть ли во мне что-то, что может зацепить взгляд. Понятия не имела, есть ли во мне сексуальность. Раз Юра посмел вывалить на меня ушат помоев на тему моей «деревянности», значит, сексуальностью даже и не пахнет.

Я вдруг поняла, что совсем ничего не знаю о мужчинах и не умею считывать собственную женскую реакцию на них. Господи, в кого же я превратилась?!

— Даю еще три дня, — Гор спрятал свои огромные ручищи в карманах домашних штанов. — Шестьдесят тысяч долларов.

— Шестьдесят, — эхом повторила я, уже наперед понимая, такую сумму вряд ли найду за три дня.

— Мне наплевать, Марианна, замужем ты или в разводе, — Гор поднял одну руку и сжал двумя пальцами мой локон, будто прощупывая плотность волос. — Наплевать ты или твой трусливый муженёк принесете деньги. Я просто хочу получить обратно свое.

Я вздрогнула. Своего имени я этому человеку не называла. А это означало лишь одно, он владел достаточной информацией о нашей семье. Холодная стайка мурашек мгновенно превратилась в ледяной острый прут, что вклинился куда-то в область позвоночника.

— Слёзы твои тоже мне нахрен не нужны, — совершенно спокойным, рокочущим, как майский гром, голосом продолжил Гор.

Он небрежно отпустил прядь и стёр большим твёрдым и шершавым пальцем слезинку, что сорвалась с ресниц и скользнула по щеке к подбородку. Я даже не заметила, как это случилось. Но самое страшное во всей этой ситуации, что главное зло не этот Гор, а мой собственный муж. И такой простой вывод хирургически точно вспарывал, вскрывал мое прежнее восприятие жизни. Фактически сейчас завершался процесс разрушения меня прежней. Рушились все мои прошлые идеалы и убеждения. Это было очень страшно и невыносимо больно.

Гор опустил руку, развернулся и вернулся к столику, чтобы выпить еще чаю. Я медленно и глубоко втянула воздух. Было ли мне страшно? Безумно. Я и вправду почувствовала себя напуганным, загнанным в ловушку кроликом.

— Я таких, как ты повидал уже с сотню или даже больше. Дур, которые вытягивают своих мужиков-ублюдков из дерьма. Поэтому скидок не будет. Это моя последняя отсрочка. Никаких больше поблажек, — Гор снова сильно откашлялся.

— Хорошо, — я опустила сумку и крепко сжала ее ручки. Так крепко, что казалось ногтями насквозь проткну собственную ладонь. — Я всё поняла.

Мужчина сел обратно на диван и снова включил плазму. Яркие сочные цвета огромного экрана тут же больно резанули глаза. Я чуть прищурилась и вытерла рукавом куртки свое заплаканное лицо.

— Пошла вон, — простуженный голос неприятно ударил по моим натянутым уставшим нервам. — Три дня. — Напомнил Гор и больше не проронил ни слова, полностью сосредоточившись на передаче.

Это было очень унизительно. С одной стороны, Гор не сказал ничего такого, что могло бы по-настоящему обидеть. Он говорил правду. Но с другой, отношение, как к какой-то вшивой голодной грязной собаке било наотмашь.

Понимая, что мне здесь делать больше нечего, я медленно развернулась на пятках и направилась в прихожую. Тёплый пол согревал мои ступни, но мне всё равно казалось, что они просто заледенели. Хотя на мне были тёплые колготки, джинсы и носки.

Обувшись, я вышла из чужой квартиры. Оказавшись за периметром элитного жилого комплекса, я подняла голову к темному вечернему небу и жадно втянула холодный воздух. Я всё еще слышала этот простуженный рокочущий голос у себя в голове, что снова и снова повторял «шестьдесят тысяч долларов».

Если Юра решил, что я и после разрыва с ним останусь глупой и наивной дурой, которая взвалит себе на плечи его косяки, то он глубоко ошибается. Нет больше никакой дуры. И отвечать за содеянное он вынужден будет сам.

На протяжении всего следующего дня я пыталась дозвониться до своего мужа. Он сначала просто нагло сбрасывал мои звонки, а потом и вовсе стал недоступен. Но я сдаваться даже и не планировала. Уж точно не теперь.

Начала атаковать его родителей. Светлана Павловна и Дмитрий Семёнович совсем недавно решили устроить себе отпуск. И если мне не изменяла память, то они запланировали целый тур по Европе.

Дурацкий голос совести назойливо зажужжал у меня в голове, умоляя не беспокоить уже пожилых людей. Но я быстро заставила этот голос заткнуться. Мне надоело думать обо всех, но не о себе. Надоело пытаться быть хорошей, сглаживать острые углы и бесконечно доказывать состоятельным родителям, что я достойная жена для их сына. А по итогу это их сын мне изменил. Он, а не я. И это именно их сын поставил под удар меня и нашу дочь.

Одна только страшная и леденящая кровь мысль о том, что Нанке кто-то может причинить вред, заставила забыть о чужих чувствах и наконец-то подумать о себе. Ни секунды больше не сомневаясь, я быстро набрала номер свёкра. С ним у меня были более тёплые отношения, чем со свекровью.

Нервно подёргивая пальцами замочек на кофте, я вкратце обо всем рассказала свёкру. В деталях и красках описывать то, как его сын мне изменил и бросил я не решилась. Не потому, что щадила чужие чувства. Нет. Самой всё еще было слишком больно, слишком невыносимо говорить об этом. Меня предал не просто муж. Меня предала и родная сестра. Это был один нож в спину и один прямо в сердце.