— Геля, может, тебе все показалось? — проговорила я, рассматривая фотографии. — Солнечные блики, резкие тени, халат лежит «как живой»… Показалось, и все. Может, ты задремала? — я пыталась подобрать наиболее разумные доводы.

— Да, тогда объясни, зачем Алекс хотел сбросить меня в пропасть? — с отчаянной решимостью спросила Геля. — Я не стала говорить ему о фотографиях, а он делал вид, что ничего не произошло. Я начала сомневаться в своей нормальности… Алекс был, как и раньше, милым и предупредительным, пришел мириться, включил все свое обаяние. А потом предложил поехать в горы на прогулку, обещал, что это будет незабываемо. И мы в компании наших друзей отправились на пикник…

Так, стоп, сейчас она скажет, чего доброго, что он специально подрезал страховочный канат, что она чуть не погибла, и это было хладнокровно подготовленное покушение. Я не ошиблась: Геля поведала душещипательную историю о якобы несчастном случае. Алекс прав, Гельку нужно срочно вести к психиатру. Да как можно скорее. Хотя… во всей этой истории есть что-то странное.

— Ладно, давай мне фотографии, — пробормотала я. — Напиши точный адрес домика Алекса и координаты вашего проводника-альпиниста. Только давай договоримся: если я выясню, что все это чистый бред, ты обязательно пойдешь к врачу и попробуешь решить свои проблемы цивилизованно. Договорились?

Ангелина кивнула головой, улыбнувшись мне какой-то жалкой, растерянной улыбкой. Звуки оркестрика смолкли, и гости потянулись к столам. Я разыскала Ленку, мы попрощались с Гелей и поехали домой. Оставаться дольше на вечеринке мне не хотелось — после разговоров с Алексом и Ангелиной веселиться я была не расположена. Ленка, конечно, немного поныла, но… у кого колеса, тот и прав.

* * *

Честно говоря, после празднования юбилея я слегка закружилась: подвернулось сложное дело, с которым попросил разобраться клиент, известный бизнесмен. Поговорить с Гелей по душам еще раз не довелось. Я, правда, связалась с одним своим знакомым с южного побережья и поручила ему разузнать про тот несчастный случай, про который упоминала Геля. И мой человек переговорил с проводником, тогда сопровождавшим компанию в горы. Как я и думала, он уверял, что произошел самый банальный несчастный случай, к счастью, закончившийся благополучно. На этом я и успокоилась.

На сообщение о Гелиной смерти я наткнулась почти случайно. Нет, позже-то мне пришло приглашение посетить печальную церемонию. На фирменной бумаге, с золочеными буквами и в траурной рамке. А в тот день я все же решила заняться своими зубами, отправилась к стоматологу. Перед экзекуцией я скупила все развлекательное чтиво у старушки, торгующей перед дверями стоматологической клиники, и в ожидании своей очереди наткнулась на сообщение в бульварной газетенке, славившейся своей оперативностью. На десяти страницах с цветными иллюстрациями она давала читателям представление о всех знаменитых или светских людях, имеющих хоть какое-то отношение к Тарасову.

Сообщение было коротеньким, с парой фотографий. «Вчера покончила с собой, бросившись с балкона собственного трехэтажного особняка, дочь известного бизнесмена, владелица сети ресторанов „Звездное небо“ Ангелина Пашкова. Ее муж, бизнесмен Алекс Пашков, рассказал нашему корреспонденту о том, что в последние несколько месяцев Ангелина находилась в тяжелой депрессии, принимала какие-то транквилизаторы и даже посещала психолога».

Я не поверила своим глазам, когда прочитала всю эту галиматью. Не мог Алекс ничего такого рассказывать корреспонденту подобного издания. Он не из тех, кто выносит сор из избы. Но Ангелина-то, наша Гелька, как она могла совершить такое? Трагедия не укладывалась у меня в голове. Я чувствовала свою вину, и это угнетало меня. Нужно было настоять на посещении ею специалиста, окружить ее заботой…

Приглашение на похороны я получила на следующее утро. Ангелину решили хоронить в Тарасове, где были похоронены все Пашковы. Я слышала, что отец Гели построил на кладбище нечто вроде семейного склепа. Хотя мне казалось, что Геле не понравилась бы вся эта пышность и помпезность. Похороны удались, насколько возможно употребление такого термина. Вернее, они прошли в лучших традициях, присущих мероприятиям высшего света, — дорого, стильно, немного чопорно, с пением «Аве Мария» все тем же вездесущим Касковым, как и положено. Среди понаехавших на траурную церемонию с трудом можно было насчитать пять-шесть настоящих друзей Ангелины, за исключением, конечно, родственников, искренне скорбящих о потере. Все остальные прибыли себя показать, с деловыми людьми переговорить.

Алекс выглядел потрясающе красивым в траурном одеянии. Бледное лицо, плотно сжатые губы. Ему, как мужчине, плакать не полагалось, но было видно, что он переживает. Я подошла выразить соболезнование к родителям Ангелины, затем к Алексу. Он узнал меня:

— Здравствуйте, Таня. Вот видите, как все сложилось, мы с вами тут разговариваем, а она… — Алексей мотнул головой, словно хотел смахнуть непрошеную слезу. — Никогда не прощу себе, что задержался в тот день у друзей. Нас обоих приглашали, но Геля сослалась на головную боль и осталась дома. А я, как дурак, поехал… Неудобно было отказаться, будущий партнер, выгодный контракт. Оттуда я звонил жене, хотел попросить зачитать один документ, который я дома оставил. Никто к телефону не подходил, и я почему-то сразу испугался. Приехал, а Геля мертвая, под балконом… Для храбрости выпила и прыгнула… Я виноват в ее смерти, нужно было уделять ей больше времени. Все эти дурацкие рестораны…

Мне было ужасно жаль этого красивого сильного мужчину. Похоже, он действительно сильно любил нашу Ангелину.

— Алексей, вы поплачьте, — тихонько шепнула я. — Легче станет, правда-правда.

— Спасибо, — шепнул мне в ответ муж моей подруги, вернее, теперь вдовец, — я потом, когда все разойдутся. А то сейчас торжественную речь говорить надо, отец Ангелины настоял. Пойду я…

Алексей очень красиво говорил о Геле, о том, какой замечательной женой она была, какой она могла бы стать матерью и даже бабушкой… Все было так трогательно и печально, что я не выдержала и разрыдалась.

Потом были девять дней, потом сорок. С каждым разом слез становилось все меньше и меньше, а речи делались все короче и короче. Я видела Алекса еще раза три, а потом он как-то выпал из поля моего зрения. Я думала, навсегда — и ошиблась.

* * *

После гибели Ангелины прошло несколько месяцев. Жизнь вошла в свою колею, я работала, стараясь заглушить боль утраты, и преуспела в этом деле — смерть подруги отодвинулась куда-то на второй план. Иногда я, правда, ловила себя на мысли, что вот об этом нужно рассказать Геле или что Ангелина обожает фильмы этого режиссера, но тут же вспоминала, что звонить и рассказывать уже некому. Поэтому звонок, раздавшийся в моей квартире в то раннее, по моим понятиям, время — в восемь утра, — поверг меня в изумление.

— Здравствуйте. Это Татьяна Иванова? — произнес откуда-то издалека голос с легким акцентом. Такой появляется у русских, долго живущих за границей. Среди моих друзей таковых не значилось, а клиенты в основном звонят мне на мобильный, номер домашнего телефона знают только близкие друзья и немногочисленные родные.