Ида, потеряв равновесие, влетела в комнату и натолкнулась на кресло, в котором сидел Сэмюель.

— Ида? — удивился тот.

Девушка покраснела до корней волос.

— Я… извините, мистер Хакетт… я, кажется, оступилась в коридоре…

Он положил руку ей на плечо.

— Ничего страшного. Боюсь, мистер Купер принес нежданные вести.

Вот только выражение его лица подсказало Иде, что дело очень серьезное.

— А где Баркер?

Ее лицо по-прежнему было пунцовым.

— Не знаю.

Сэмюель выглядел раздраженным, однако в присутствии девушки постарался не прибегать к резким выражениям.

— Что случилось, мистер Хакетт? — спросила Ида, застенчиво теребя плохо сидевший на ней передник.

Он принадлежал девушке, которую недавно уволили.

— Все хорошо… Тебе не о чем тревожиться, уверяю тебя, — сказал Сэмюель, выводя ее из гостиной в коридор. — И не забудь закрыть за собой двери. Баркер давал тебе какие-нибудь распоряжения?

— Мне повезет, если он вообще заметит меня хотя бы раз за целый день, — пожаловалась Ида и только потом поняла, что сморозила глупость.

Ей захотелось хорошенько стукнуть саму себя. Она устремилась к дверям гостиной и плотно затворила их за собой, несмотря на оказываемое ими сопротивление.

Очутившись в коридоре, девушка замерла, сходя с ума от осознания степени риска, на который пошла добровольно. Как бы там ни было, но ей хотелось узнать больше. Прижав ухо к закрытой двери, Ида все равно могла слышать то, о чем говорили в гостиной.

— Позвольте еще раз выразить вам искреннее сожаление, Хакетт, — произнес Купер.

Прошло несколько секунд, прежде чем Сэмюель ответил.

— Деньги Матильды… — Его голос звучал устало и напряженно. — Ее имущество отходит не ко мне. Второе завещание аннулирует первое, и я не являюсь ее наследником.

Услышанное произвело на солиситора сильное впечатление.

— Она назвала имя другого наследника?

— Да.

Сэмюель снова немного помолчал, словно хотел придать вес словам, которые собирался произнести.

— Она завещала все Матильде Грегори.

Купер ответил не сразу.

— Но у вашей невесты нет ни одного юридически установленного члена семьи.

— Ваша правда, ни одного юридически установленного, — ответил Сэмюель. — Она считалась последней в роду.

— Хакетт, это какая-то нелепица! — запротестовал Купер. — Неужели ваша невеста завещала наследство самой себе?

Ида услышала, как зашуршали документы, которые Сэмюель, должно быть, передавал солиситору.

— Мою покойную невесту звали не Матильда Грегори, как она утверждала. Ее настоящее имя — Маргарет Грегори. Она — сестра-близнец Матильды. В завещании об этом ясно написано.

Глаза Иды округлились.

— Это немыслимо, — произнес Купер.

— Похоже, ей хотелось, чтобы весь мир, и особенно я, верил, что она и есть Матильда. По крайней мере, пока она дышала, ей удавалось водить всех за нос, — продолжал Сэмюель. — Вот только в завещании она написала, что зовут ее не Матильда, а Маргарет… Уверен, вы можете представить себе возможные неприятные последствия этого, Харгривз.

Воцарилось молчание. Ида подумала, что гость сейчас, должно быть, побледнел.

— Позвольте мне прочесть вам завещание, Хакетт.

Ида замерла, готовая сорваться с места, как только услышит шаги, приближающиеся к дверям.

Но никто из мужчин не поднялся с кресла, а потом Купер принялся читать вслух:

— За несколько месяцев до смерти отца мне стало известно, что, согласно его завещанию, я, Маргарет Грегори, не получаю ничего в наследство — вся собственность переходит моей сестре-близнецу Матильде. Более того, согласно воле отца, я буду обязана после его смерти покинуть Саммерсби и перебраться в Константин-холл. Там я должна была бы получать небольшой доход с доверительного банковского фонда до тех пор, пока не покину стен этого заведения. В этом случае я лишилась бы всего, оставшись, что называется, без пенни за душой. Короче говоря, ни Саммерсби, ни занимаемое мной положение в обществе, ни богатство не были моими по праву.

Ида попыталась понять, что же все это означает. Казалось, она была близка к разгадке, но все эти противоречащие друг другу завещания были для нее внове.

— Я сочла, что завещание моего отца несправедливо по отношению ко мне, — продолжал громко читать Купер. — Оно являлось вполне достаточным доказательством того, что мой отец меня не любит, что он одержим манией безжалостно властвовать над моими сердцем и судьбой. Мысль о том, что мне придется покинуть Саммерсби, была невыносимой, и, когда отец был при смерти, я совершила подмену, как делала это уже много раз. Внешне мы с сестрой очень похожи, а посему поменяться местами нам никогда не составляло особого труда. К сожалению, моя сестра также весьма ранимый, впечатлительный человек, а еще очень наивный. Она согласилась разыграть всех, как мы часто делали в детстве. Вот только на этот раз она не знала мотивов, которые двигали мною на самом деле. По моей инициативе обман продолжался до самой смерти отца, а потом Матильду незаконно увезли из нашего дома, ибо все ошибочно думали, что она — это я.

Вновь наступила тишина. Ида напряглась, готовая убежать, если услышит скрип половиц, однако солиситор продолжил чтение.

— Я сохранила эту тайну, когда была помолвлена, но не могу унести ее с собой в могилу. Я всем сердцем люблю своего жениха и поэтому молюсь о том, чтобы однажды он понял причины, заставившие меня завещать Саммерсби, все движимое и недвижимое имущество не ему, а Матильде, у которой я отобрала все это самым бессовестным образом…

После непродолжительного молчания Сэмюель сказал:

— Матильда Грегори жива.

— Это невероятно! — воскликнул Купер. — Ужасная подмена, которая так долго оставалась нераскрытой… Признаюсь, мне просто не верится… А что такое Константин-холл и где он расположен?

— Это и есть самое поразительное во всем деле, Харгривз, — произнес Сэмюель. — Вам это понравится…

— Хакетт! Я и так нахожусь в замешательстве от происходящего, — перебил его Купер. — Это один из тех величественных домов, что построены на Балларине?[5]— Ничего величественного в нем нет, — сообщил Сэмюель. — Константин-холл — лечебница для состоятельных больных, страдающих психическими расстройствами.

Ида охнула.

А в гостиной Сэмюель нанес coup de gra^ce[6].