– Возможно, сам Кай и не понимает этого, но не Мика-химэ. И если она продолжает видеться с ним, тем более без своих прислужниц… это все равно как если бы он и вправду был демоном. – Нянька покачала головой, закрыв глаза, словно сама мысль о встречах ее воспитанницы с кем-то подобным была невыносимой. – Прошу вас, господин, – мы все перепробовали, чтобы убедить ее. Если бы вы сами поговорили с ней – только раз… я уверена, слово отца для нее свято.

Князь Асано нахмурился.

– Хорошо, – произнес он мрачно. – Я услышал вас, почтенная Хару. Я поговорю со своей дочерью. И с Каем тоже.

– Данна, послушает ли он? – осмелился возразить Оиси. – Разве он сможет понять, как это может повредить госпоже Мике? Не лучше ли отослать его прочь, чтобы наверняка…

– Кай все поймет. И, думаю, он скорее умрет, чем причинит Мике какой-либо вред. – Князь сдвинул брови. – Он знает свое место – куда лучше моей дочери, как оказалось, – однако у него есть задатки, которые позволят ему со временем высоко подняться. Не забывай, Оиси, хининами становятся не по рождению, это не отдельная каста. Судьба может низвергнуть человека так глубоко, что для остальных он становится будто невидим, но, если его воля достаточно сильна, он может переломить ход своей жизни и изменить свой жребий. Я знаю – Кай способен на это. Надеюсь, однажды ты сам увидишь подтверждение моих слов.

Оиси снова склонил голову, скрывая покрасневшее от смущения лицо. Однако в голове у него промелькнула мятежная мысль: уж чего он точно не увидит, так это чтобы уборщик-полукровка с замковой псарни женился на дочери даймё. Что бы Кай ни делал, как бы ни старался выбиться в люди, самураем ему не стать.

Аудиенция была окончена. Оиси поднялся на ноги, стараясь скрыть унижение от выговора, и протянул руку почтенной Хару.

– Благодарю вас, господин, – кротко проговорила та, бросив взгляд на князя. – Прошу простить мою назойливость. Я признательна вам за помощь.

Они поклонились в последний раз, и господин Асано, кивнув в ответ, отпустил их коротким взмахом закрытого веера.

Мика взобралась на вершину холма с разрушенной сторожевой башней, и перед ней раскинулся долгожданный простор.

Кай, неподвижно застыв у одинокого дерева, которое только и несло здесь стражу последнюю сотню лет, сосредоточенно смотрел перед собой, словно настоящий дозорный. Будь на его месте любой другой мальчишка, Мика решила бы, что он изображает самурая времен междоусобных войн. Но Кай был не похож на прочих, и она знала, что, обозревая землю сверху, мальчик видит то, чего остальные и вообразить себе не могут.

Под ними лежал замок Ако и деревня с тем же названием. До самого леса на горизонте простирались возделанные поля, долины перемежались холмами с террасами по склонам или поросшими лесом. Речка, огибавшая замок, несла свои воды дальше, за горизонт, к морю и селению у гавани.

От этой красоты у Мики стиснуло сердце. Ей захотелось перенести ее на стены своей комнаты, чтобы спать словно посреди поля, в густой летней траве. А на потолке пусть будут звезды из золотой фольги…

Она помотала головой, отгоняя глупые мысли. Ни один художник не смог бы передать такого великолепия, хоть бы даже и на тончайшем шелке стенных панелей; да и как не стыдно желать, чтобы оно принадлежало ей одной! Отец всегда говорил, что красота их края – благословение богов, ее нельзя продать или купить, как мешок риса. И она принадлежит всем, кто здесь живет.

Нет, нужно просто довольствоваться тем, что можешь ее видеть, – как Кай. Мика обвела взглядом картину, так преобразившуюся с течением дней, которые, складываясь в месяцы, раскручивали бесконечную спираль сменяющих друг друга времен года. В прошлый раз делянки для посадки риса еще были залиты водой; в воде отражались голубое небо и плывущие по нему белые облака, и сам замок, казалось, плыл среди них. Теперь же на полях густо высыпали всходы, и земля внизу напоминала лоскутное одеяло, окрашенное во все оттенки молодой летней зелени.

Мика вдруг вспомнила слова, сказанные ей отцом после смерти матери: «Люди всегда плачут, теряя своих любимых, – это разрывает ткань их бытия и заставляет страдать. Однако не стоит горевать об участи умершего: конец – это всегда и начало, возвращение бессмертной души в круговорот перерождений».

Когда-нибудь, пообещал он ей, душа их возлюбленной жены и матери вновь вернется в этот мир вместе с их собственными душами, и они обязательно встретятся. Их облик изменится – как меняется облик природы год от года, – но души, словно сама земля, остаются все теми же, возрождаясь после мирного зимнего сна к новой весне еще более прекрасными, чем прежде.

Мика, моргнув, встряхнула головой. Тогда она не понимала, о чем говорит отец, а теперь вдруг словно воочию увидела подтверждение его слов. Как странно – с Каем все предстает перед ней в новом свете.

Она шагнула к нему, однако мальчик, будто не заметив ее присутствия, вдруг повернул голову и двинулся куда-то в сторону. У ближайшего куста он склонился, рассматривая одну из веток.

Мика хотела окликнуть его и даже открыла рот, но Кай неожиданно вскинул руку.

– Тихо… – прошептал он.

Вздрогнув и едва не прикусив язык, девочка осторожно подобралась ближе и опустилась рядом. Он показал ветку, придержав ее рукой:

– Ш-ш! Посмотри-ка – что это?

Мика, как ни старалась, ничего не могла разглядеть.

– Просто ветка, – разочарованно пожала она плечами.

– Нет, не просто, – покачал головой Кай, показывая ей место слома. – Здесь прошел олень – вон туда. – Он махнул ладонью вдоль гребня холма и вскинул голову, напряженно высматривая что-то не доступное ее зрению. – Там… в тех кустах.

Из подлеска, словно ощутив на себе взгляд, в самом деле выпрыгнул олень и унесся дальше в чащу.

Мика проводила его улыбкой, радуясь изяществу и легкости движений животного. Она всегда чувствовала, что между Каем и лесными созданиями есть необъяснимая духовная связь, нечто вроде ки, сверхъестественной энергии, пронизывающей все вокруг и соединяющей все сущее, от камешка под ногами до небесной обители богов.

С младенчества Мика изучала священные начала буддизма и религии синто, но они оставались для нее лишь бесконечными и бессмысленными рядами иероглифов кандзи в свитках и манускриптах, требовавших утомительного переписывания, – не более того. В лице Кая, таком обычном и все же неуловимо отличающемся от других, Мика разглядела то прекрасное, чего не видела прежде; его глаза светились магическим знанием, которого нельзя было увидеть ни у кого больше.

Иные в замке все еще шептались, что Кай не человек, – но если это они могли понять, то как не видели, что среди них ходит не демон, а тэннин? Все взрослые вечно обсуждали просветление да как его достичь, вели бесконечные разговоры за чаем или сакэ… однако когда им явился посланник с небес, они отправили его убирать за собаками.