– Да. Сейчас, – сказал ему следователь и обернулся к капитану: – Послушай, Дубков! Зачем же ты именно сюда свидетеля-то притащил?!

– А куда мне его? – обиделся ретивый служака. – Что вам с ним, рядом с трупами беседовать? Тут же тоже квартира однокомнатная, да криминалисты еще работают! Только в кухне и есть свободное место, чтобы поговорить!

– Ка… ка-аких тпуров? – выдавил Аркаша, от испуга даже перепутав буквы в ужасном слове. – Где? В моей кравтире?!

Рыбообразные глаза за враз замутневшими стеклами заморгали часто-часто.

– Воды? – сердечно предложила я. Схватила стакан и забулькала бутылкой с лимонадом.

– Спа…сибо, – сказал «свидетель», вытирая дрожащей рукой наморщенный лоб. – Можно, я это самое… сяду?

Не дожидаясь ответа, он опустился на свободный стул.

– Аркадий Викентьевич Таратута, 1963 года рождения, – продиктовал Бугаец капитану, который опять присел за свои протоколы. Я удивилась: щупленькому Аркаше уже сорок с лишним лет от роду! Не знала, да и вообще – кто бы мог подумать?

Прокурор захлопнул паспорт и, передав его маленькому человечку (тот машинально принял документ и долго засовывал его дрожащими руками во внутренний карман грязной куртки), веско сказал:

– Вы действительно прописаны в квартире сто сорок один. Но, – Бугаец поднял вверх длинный тощий палец, – как сами только что признались, эту квартиру вы сдаете. Кому? С какой целью? С какого времени? По какому адресу проживаете фактически?

– Я за городом живу, у матери, – пробормотал Таратута. – Уже года три тому назад переехал, у нас там хозяйство… А квартиру сдаю по необходимости. Из-за денег. Мать моя болеет сильно, деньги нужны, а где их взять? Я безработный. Иногда соседям дров нарубишь – вот и весь приработок. А так только хозяйством и кормимся. У нас огород большой, куры…

Все это было чистая правда – уж я-то знала.

– Кому сдаете, с какого времени? Сколько жильцов сменили за все время? Фамилии можете назвать, имена?

– Жильцов я не менял, ни разу. Только одной Рите и сдавал. С самого дня, как переехал. Она сама предложила.

– Что предложила?

– Переезжай, говорит, Аркаша, к матери, а я к тебе перееду. Мы давно знакомы, еще с тех пор, как я тут, в доме, дворником работал. Я тут дворником, – пояснил он, зачем-то обернувшись к Аде, – лет двадцать с лишним… Пока мать не заболела. А Рита на два этажа ниже жила. В сто тридцать восьмой. Но у них тесно: многодетная семья, пятеро детей в трехкомнатной, еще родители… А что, – дворник тяжело сглотнул и сжался на стуле, как запуганный ребенок, – Риту убили? Неужели правда?!

– Увы.

– А… кто? Хотя да, я понимаю. Вы расследуете. Но… как же это? Вчера только с ней по телефону говорил… И назначила она мне к семи утра прийти, за деньгами, значит… Я и пришел, то есть шел, ах ты, как все получилось-то…

Аркадий Викентьевич обеими руками вцепился в сиденье и еще больше поджал маленькие ножки в ботинках совсем детского размера. На голове у незадачливого хозяина квартиры № 141 красовался блинообразный зеленый берет, и сейчас он вполне гармонировал с цветом его лица.

– Процедура сдачи квартиры оформлена как положено?

– Нет, – пискнул наш хорошо поживший Мальчик-с-пальчик. – Мы так, на словах договорились… Знакомы были давно, Рита сказала – зачем какие-то бумаги? Раз в месяц, первого, говорит, числа приходи. Я и приходил. Она исправно платила, аккуратно.

– Одна жила ваша жилица?

– Одна как будто бы… Но я сильно не присматривался. Дальше порога она меня не пускала. Да я и сам не шел.

– Три года она жила, говорите?

– Да…

– Никуда не отлучалась за это время?

– Не замечал я… Говорю вам, раз в месяц только здесь и бывал.

– Она рожала? – вдруг резко спросила Ада.

– Что? – рыбы за очками-аквариумами всколыхнулись и закачались на волнах недоумения. – Как вы сказали?!

Ада нетерпеливо повела головой, взметнулись рыжие локоны.

– Я спрашиваю, дети были у этой… Риты?

– Да нет, – удивленно протянул Таратута. – Какие дети? Нет…

– Так. А оружие? У вас или у вашей жилички было оружие?

– Како-ое еще ору…

– Пистолет, например?

Вместо ответа человечек только снова недоуменно хлопнул глазами – за очками вновь всколыхнулись волны.

– Позвольте-ка, – вмешался Бугаец. Слегка пристукнув пальцами по ручке кресла, чтобы привлечь к себе внимание, он попытался проявить инициативу в допросе: – Послушайте, как вас, простите? Аркадий Викентьевич! Вы сказали, что двадцать лет работали дворником, в том числе и в этом доме. И убитая девушка, Рита, была дочерью ваших соседей – ведь так?

– Да. Да!

– В таком случае, можно, наверное, сказать, что она выросла на ваших глазах.

– Ну… Пожалуй…

– Ага. Ну так и расскажите нам о ней. И не жмитесь вы так – держитесь свободнее! А то мы с трудом понимаем то, что вы говорите. Ну?

– Так… А что сказать?

– Ну боже ж ты мой, да все! Сколько было ей лет? Как она жила? Чем занималась? Где работала? С кем дружила? Был ли у нее постоянный… скажем так – парень?

Все эти вопросы свидетеля Таратуту донельзя смутили. Рыбы за очками замерли и уставились на следователя, словно прилипнув к стеклам.

– Ну?!

– Как вам сказать… Я, собственно, знаю только ее возраст – двадцать ей исполнилось, как раз в конце октября. А больше… Как жила да чем занималась – этим я не интересовался. Не касается это меня, да и никого не касалось. За последние годы у нас здесь столько жильцов сменилось! Люди съезжаются, разъезжаются, старые квартиры на новые меняют, переезжают, так сказать, из хижин в дворцы и обратно – и никто друг с другом не знакомится… тем более – не дружат, так, во дворе иногда кивнет кто-то… и то не всегда. Правда, есть пенсионерки, которые во дворе дежурят, – эти-то, конечно, многое видят… Да. А про семью Ритину я уже вам сказал… Вот об этой семье, конечно, все знали. Семеро детей – родителям трудно приходилось. У кого из жильцов что-то лишнее в доме образовывалось или вещи были какие-то, из которых дети выросли, – все к Чечеткиным несли.

– Чечеткины – это их фамилия?

– Да. Вот. Рита – вторая дочь у них. Старшая – Татьяна, она замужем уже. После Риты двое мальчишек идут, затем девочка опять и… еще две девчонки. Две последние еще в детсад ходят, остальные школьники. Еще что? Не знаю я больше ничего, простите. Не интересовался.

– Ага. Так, а где работала Рита?

– Не знаю. Не интересовался, – как можно тверже повторил Аркаша.

– А мне кажется, Аркадий Викентьевич, что вы скромничаете! Зачем бы двадцатилетней девочке уходить из дому, а главное – откуда у нее деньги на то, чтобы снимать отдельную квартиру? Да еще такую, основной меблировкой в которой служит этакая пикантная деталь, как большая двуспальная кровать. А?