шпор и карабинов радовали мой слух. Я нашел Луиса, ехавшего вместе со своим эскадроном. Он был самым красивым офицером, какого мне только доводилось встречать. Мистер Уайльд, придвинувший кресло к окну, тоже увидел его, но ничего не сказал. Проезжая мимо, Луис повернулся и посмотрел прямо на магазин Хауберка, и я заметил румянец на его бронзовых щеках. Должно быть, Констанция стояла у окна. Когда последние драгуны с лязгом пронеслись по улице и последний флажок исчез на Пятой авеню, мистер Уайльд выбрался из кресла и отодвинул сундук от двери.

– Да, – сказал он, – самое время вам встретиться с вашим кузеном Луисом.

Он отпер дверь, и я, взяв шляпу и трость, шагнул в коридор. На лестнице было темно. Спускаясь вслепую, я наступил на что-то мягкое. Раздалось шипение, и я размахнулся, чтобы нанести кошке смертельный удар, но моя трость разлетелась в щепки, сломавшись о перила, а тварь прошмыгнула в комнату мистера Уайльда.

Проходя мимо двери Хауберка, я увидел, что он все еще занят доспехом, но решил не останавливаться и, оказавшись на Бликер-стрит, прошел по ней до Вустер-стрит, обогнул Дворец Смерти, пересек парк Вашингтона и отправился прямиком в свою квартиру на Бенедик. Там я спокойно позавтракал, прочел «Геральд» и «Метеор» и, наконец, добравшись до стального сейфа в спальне, установил нужное время. Эти четыре без четверти минуты – именно столько надо было ждать, чтобы замок открылся, – казались мне лучшими в жизни. С запуска часового механизма и до секунды, когда я брался за ручки, распахивая тяжелые стальные дверцы, я жил предвкушением. Так, должно быть, пролетают мгновенья в раю. Я знаю, что именно найду по окончании срока. Знаю, что за вещь хранит массивный сейф, хранит для меня одного, и утонченное удовольствие от ожидания едва ли возрастает, когда он открывается и я поднимаю с бархатного возвышения корону из чистого золота, сверкающую бриллиантами. Я делаю так каждый день, и все же радость от предвкушения и прикосновения к ней только усиливается. Ее красота достойна короля королей, императора императоров. Пусть этот головной убор и вызывает презрение у Короля в Желтом: он украсит чело его преданного слуги!

Я держал корону в руках, пока не прозвенел сигнал сейфа, а затем осторожно, с гордостью возвратил ее на место и закрыл стальные дверцы. Медленно вернулся в кабинет с видом на Вашингтон-парк и облокотился на подоконник. Вечерний свет сочился сквозь стекла, а ветерок играл ветвями парковых вязов и кленов, одевшихся почками и нежной листвой. Стайка голубей кружила над башней Мемориальной церкви, время от времени садясь на пурпурную черепицу крыши или опускаясь к фонтану с лотосами напротив мраморной арки. Садовники разбивали вокруг него клумбы, и свежевскопанная земля пахла сладко и остро. Газонокосилка, которую тянула толстая белая лошадь, стрекотала по зелени парка. Цистерна для поливки улиц осыпала асфальт тучей брызг. Вокруг статуи Питера Стейвесанта, которой в 1897 году заменили урода, предположительно изображавшего Гарибальди, в лучах весеннего солнца играли дети, а молодые няньки катили усовершенствованные коляски, совсем забыв о пухленьких пассажирах, видимо, по вине нескольких красавцев-драгун, томно развалившихся на скамейках. Сквозь листву серебром поблескивала вашингтонская Мемориальная арка, а вдали, на восточном краю площади, возвышались серые каменные казармы драгун и белые гранитные конюшни артиллерии, полные света и движения.

Я посмотрел в другую сторону – туда, где стоял Дворец Смерти. Кучка зевак еще медлила у позолоченной ограды, но на дорожках никого не было. Я глядел, как искрится и переливается в фонтанах вода. Воробьи уже обнаружили новый уголок для купания – маленькие пыльные комочки перьев облепили каменные чаши. Два или три белых павлина ходили по лужайкам, а серый голубь так неподвижно сидел на руке одной из мойр, что казался частью скульптурной группы.

Умиротворенный видом, я уже хотел отвернуться, когда мое внимание привлекло легкое волнение в толпе у ворот. Внутрь ступил юноша и быстро, неверными шагами двинулся по песчаной дорожке, ведущей к бронзовым дверям Дворца Смерти. Стоило ему на секунду остановиться перед мойрами и едва поднять голову, чтобы посмотреть в их загадочные лица, как голубь сорвался со своего скульптурного насеста и, сделав круг, полетел на восток. Молодой человек прижал ладони к лицу, а затем со странным жестом взбежал по мраморным ступеням, и бронзовые двери закрылись за ним. Через полчаса любопытные разбрелись, и испуганный голубь вернулся на руку мойры.

Я надел шляпу и отправился в парк немного прогуляться перед обедом. Когда я шел по центральному проспекту, меня обогнала группа офицеров. Один из них сказал:

– Здравствуй, Хилдред! – И вернулся, чтобы пожать мне руку.

Это был мой кузен Луис. Он стоял передо мной, улыбаясь и постукивая кончиком хлыста по шпорам.

– Я только что из Уэстчестера, – сказал он. – Вел сельскую жизнь: молоко, творог, знаешь ли, и молочницы в летних шляпках; говорят «прювет» и «я так не думаю», если говоришь, что они прелестны. Я просто умираю – так хочу набить брюхо в Дельмонико. Какие новости?

– Никаких, – мягко ответил я. – Я видел прибытие твоего полка этим утром.

– Правда? Я тебя не заметил. Где ты стоял?

– У окна мистера Уайльда.

– Проклятье! – с жаром начал он. – Этот человек полностью помешан! Не знаю, зачем ты…

Тут Луис увидел, как я раздосадован его вспышкой, и попросил прощения.

– Правда, старина, – сказал он. – Мне не хотелось бы плохо говорить о твоем друге, но я никак не могу понять, какого дьявола ты нашел в мистере Уайльде. Его манеры оставляют желать лучшего, если честно. Он отвратительно изуродован. Его голова – голова психопата. Сам знаешь, он был в лечебнице…

– Я тоже, – тихо прервал я.

Луис на миг застыл, пораженный и смущенный, но быстро оправился и хлопнул меня по плечу.

– Тебя полностью вылечили, – начал он, но я снова остановил его:

– Думаю, ты хотел сказать: просто все поняли, что я никогда не болел.

– Конечно, я об этом и говорил. – Он засмеялся.

Мне не понравился его смех: очевидно, неискренний, но, весело кивнув, я спросил, куда они направляются. Луис взглянул на собратьев-офицеров, которые к тому времени почти достигли Бродвея.

– Мы хотели продегустировать коктейль «Брансвик», но, сказать по правде, я ищу повода навестить Хауберка. Пойдем, будешь моим оправданием.

Мы застали старого оружейника одетым в новый весенний костюм. Он стоял в дверях лавочки и нюхал воздух.

– Я только что решил прогуляться с Констанцией перед ужином, – отвечал он на шквал вопросов Луиса. – Мы думали пройтись в парке вдоль Нортривер.

В этот момент на улицу вышла Констанция и, сперва