Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какие же были причины отказов от обращения в психиатрические больницы.
Прежде всего то, что психиатрическая помощь оказывалась лишь в одной на всю губернию психиатрической больнице. Еще в отчете Рязанской больницы за 1886–1887 гг. Баженов доказал, что по мере удаления уезда от губернской психиатрической больницы пропорционально падает и пользование уезда больницей, и процент выздоровления. Например, в Харьковскую больницу за 1893–1902 гг. поступления из Харьковского уезда составляли 36,6 на 10 000 населения, а из самого отдаленного Старобельского уезда — 6,5. В Пензенской губернии из Пензы поступало в больницу 15, из Пензенского уезда — 6,2, а из отдаленных уездов, например, Инсаровского — 1,1 и Керенского — 0,9 на 10 000 населения. Для Воронежской губернии соответствующие цифры равняются 16,2 и 3,8, для Тверской — 62,2 и 9,7, для Саратовской — 85,8 и 14, для Полтавской — 10,9 и Бит. д.
К. Р. Евграфов указывает, что отдаленность изменяет не только количество поступлений больных, но и отражается на скорости выписки, среднем числе проведенных в больнице дней выбывшими больными и на проценте выздоровления. Так, в отчете 1911 г. он сообщал, что в то время как процент выздоровлений больных, поступивших из Пензы, был равен 30,8, поступивших из Пензенского уезда—19,9, для поступивших из отдаленных — Инсаровского, Чембарского, Наровчатского и Керенского — уездов он равнялся 8,2–9,7. Длительность пребывания в больнице выписавшихся больных для жителей Пензы была в среднем равна 148,3 дня, а для Керенского уезда — 234,6 дня; на 100 человек выписавшихся в больнице оставалось больных Пензы 190 человек, а из Керенского уезда — 280. То же наблюдалось и во всех других больницах.
По мере удаления от больницы возрастает не только трудность перевозки больных, но и трудность свидания с ними, трудность получения сведений о состоянии больного, об уходе за ним, все больше затрудняется осведомленность населения о больнице и правильном подходе к психически больному.
В результате, как показали переписи, в населении оставалось большое число больных, которые нуждались в больничном уходе. Переписи же показали, что положение этих больных было очень тяжелое. Так, Московская перепись 1893 г. обнаружила, что из 2 834 больных, остававшихся в населении, 104 подвергались побоям, 210 человек связывали, 72 человека подвергались и связыванию, и побоям, 75 человек содержались на цепи, 392 нищенствовали. Согласно Петербургской переписи 1908 г., из 1 923 больных, остававшихся в населении, 279 больных подвергались связыванию и побоям, 127 нищенствовали; по данным Уфимской переписи 1913 г., из 5 385 больных, остававшихся в населении, 382 подвергались побоям, 180 — связыванию, 29 содержались на цепи, 321 нищенствовали, 371 бродяжничали.
Таким образом, получалось то, что и должно было получиться при отрыве психиатрии от общей медицинской организации и при отсутствии помощи психически больным на местах, при стремлении строить дешевые рабочие колонии, которые сами бы себя окупали, т. е. которые стремились задерживать хроников для работ: больницы переполнялись спокойными хрониками, а первично заболевшие и беспокойные больные в дальних уездах оставались в населении. В 90-х годах стали производить однодневные переписи психически больных, находящихся в психиатрической больнице, стремясь выяснить состав больных по их состоянию. О переписи, произведенной в 1912 г. в Петербурге, мы уже сообщали. При переписи, произведенной во всех больницах Москвы 11 декабря 1910 г., оказалось, что треть больных пробыла в больнице больше 5 лет; среди больных было 50 % спокойных, 33 % беспокойных, 9,6 % резко беспокойных и 7,4 % слабых[18]. В мае 1913 г. правлением союза психиатров была произведена такая же анкетная перепись в земских психиатрических больницах.
Ответы получены от 22 больниц, в которых в день переписи находилось 15 676 психически больных, при этом оказалось в среднем во всех больницах (округляя цифры) первично заболевших больных 15 %, беспокойных хроников 25 %, спокойных хроников 45 % и слабых 15 %, причем слабых беспокойных было около 5 %.
В отчетах Медицинского департамента Министерства внутренних дел имелись сведения о составе больных во всех русских психиатрических больницах вместе. При этом давались интересные сведения о том, как количество выздоровевших больных из числа выбывших повышалось в зависимости от того, насколько рано поступали больные в больницу.
Из всего этого мы видим, что и в 900-х годах население еще мало доверяло психиатрическим больницам, большое число нуждающихся психически больных оставалось в населении без всякой помощи, беспокойные больные сплошь и рядом оставались в населении, а спокойные рабочие хроники переполняли больницы; больные поздно поступали в больницу.
Прав был Н. Н. Баженов, который в своем докладе о законодательстве писал: «В России призреваются не те, которые по состоянию своего психического здоровья в этом преимущественно нуждаются, а те, кто ближе к больнице живет, кто просто попался на глаза представителям местной власти или влиятельному деятелю». Само же население, не имея постоянного общения с врачом в амбулатории, продолжало смотреть на психиатрию и ее учреждения то со страхом, то с любопытством, но во всяком случае как на нечто совершенно чуждое обыденной жизни. Только совершенно безвыходная нужда заставляла их помещать своих родных в эти далекие и «страшные» учреждения. Н. А. Вырубов вычислил, что безземельные крестьяне чаще других обращаются за психиатрической помощью, а именно — 3,18: 1 000 населения, имеющие 5 —10 десятин земли — 1,3: 1000, а имеющие свыше 25 десятин — лишь 0,9 на 1 000[19].
Невозможность для одной больницы обслужить больных всей губернии, отсутствие постоянной связи психиатра с населением, с общемедицинской организацией особенно ярко обрисовались на XVIII съезде врачей Московской губернии (1913). В докладах уездов были даны сведения о психически больных почти каждого уезда. Уездные делегаты считали необходимым участие вместе с психиатрами и участковых земских врачей в оказании психиатрической помощи. Делегаты указывали на тяжелое положение психически больных в деревне, на необходимость помощи эпилептикам и идиотам, являвшимся «элементом, особо тяжелым для крестьянской семьи». Вопросы воспитания и лечения дефективных детей все более выдвигались жизнью так же, как и вопрос о помощи невротикам[20].
Участковые врачи считали необходимым, чтобы не сам больной стучался в двери больницы; чтобы не он, неведомый до того врачам, привозился связанным в далекую губернскую больницу, а чтобы местная врачебная организация немедленно приходила к нему в момент его заболевания и оказывала ему ту помощь, в которой он нуждался.
Стало ясно, что мечта о «фаланстерах» для хроников — это утопия, так как не каждому нужны