Они вместе учились в одном классе и сидели последние два года за одной партой. Близкими подругами не стали, но сохранили приятельские отношения. Алина давала списывать Розе изложения, и та в какой-то степени считала себя ее должницей. Сегодня она с готовностью, будто впереди экзамен по литературе, выслушала свою бывшую одноклассницу. А Алина в самом выгодном свете представила своего нового знакомого: необыкновенного художника, работающего в жанре научного абстракционизма. На более серьезное, решила Алина, математик, судя по росписи канализационно-насосной станции, не тянул.

Роза согласилась с ними встретиться на следующий день. Оказалось, что Лавр до такой степени мечтал познакомиться с директрисой художественного салона, что после этого известия кинулся обнимать и целовать Алину. Та поначалу восприняла все проявления чувств на свой счет, но долго обманывать себя не стала. Когда дородная и фигуристая Роза Миклошевская открыла им дверь, Лаврушка от счастья потерял дар речи. Королевским жестом пригласив их пройти в апартаменты, Роза оглядела математика с головы до ног, но по надменному выражению ее пухлого лица было совершенно непонятно, понравился он ей или нет. Хотя в этом случае должен нравиться не сам художник, а его картины.

– Как у тебя дела, дорогая моя? – на правах хозяйки Роза, закинув за плечо выбившуюся из пучка прядь крашенных в красный цвет волос, начала светскую беседу.

– Отлично, – в тон ей ответила Алина, утопая в огромном кресле, заваленном всяческим барахлом. – Ой-е-ей!

Что-то больно кольнуло ее в мягкое место. Алина достала из-под себя какой-то острый предмет и протянула хозяйке.

– Мой нож для колки льда! Наконец-то он нашелся! – обрадовалась та.

Алина огляделась. Немудрено потерять нож на этой битком набитой вещами жилплощади. Свободного пространства на двадцати метрах комнаты не было. Стол завален, полки переполнены, у шкафов не закрывались дверцы. Создавалось впечатление, что, если в центр комнаты поставить стул, он моментально обвесится самыми разными предметами. На пальме, которая торчала из кадки, полной окурков, висели новогодние игрушки. Роза нажала на переключатель, и пальма заиграла переливчатым светом.

– Это так, для камерности обстановки, – сказала она грудным голосом, развалившись на диване, и повернулась к Лавру.

Тот заерзал на стуле, который специально для него освободила хозяйка, одним махом руки скинув все лежавшие на нем вещи на пол.

– Отличная елка, – промямлил он, – необычная.

– А я сама необычная, – заявила Роза и придвинула стул вместе с математиком к себе поближе.

– Понимаешь, Роза, – Алина решила, что нужно расставить все точки над «i», – мой Лаврушка, – она сделала ударение на первом слове, – чрезвычайно талантлив!

«Ее Лаврушка» посмотрел на нее недоуменным взглядом и удивился, насколько быстро за сегодняшний день продвинулись навстречу друг другу их отношения.

– Да что ты говоришь?! – Миклошевская заинтересованно посмотрела на гостя. – Талантлив? А чем он занимается?

Будто его нет в этой комнате, будто он пустое место.

– Он же пишет картины, я тебе говорила, – пояснила Алина, для убедительности закрутив рукой в пыльном воздухе какие-то умопомрачительные загогулины. – Абстракционист.

– На них сегодня большой спрос, – улыбнулась Роза, – нам нужно пообщаться на эту тему поближе.

И она пригласила Лавра присесть рядом с ней. То, что она с ним кокетничает, было видно невооруженным глазом. Для женщины в самом расцвете бальзаковского возраста это вполне нормально. Но неужели она его соблазняет? Алина прогнала эту мысль и потянулась за яблоком, затерявшимся на столе среди прочих остатков еды. Но оно, как назло, уже было кем-то надкушено. Она положила его на место.

Пока Алина возилась с яблоком, Лавр переместился на диван. Его довольную физиономию украшала неслабая улыбка надежды. Но вдруг его лицо выразило такое страдание и муку, что Алина положила назад взятую со стола, показавшуюся ей целой и невредимой, конфету. И тут раздался нечеловеческий вопль. Дамы посмотрели на виновника, который корчился на полу, и все поняли.

– Мой милый котик! – воскликнула Роза, отрывая когти сиамского кота от штанов абстракциониста. – Он не нарочно, он любит гостей. Просто вы на него сели.

В ворохе тряпок, накиданных на диван, дремал кот. Перед тем как сесть назад, Лавр все тщательно ощупал.

– Вот представьте себе, мои дорогие, – продолжила беседу хозяйка, отпуская кота на свободу, – я так одинока, что завела это милое добродушное животное. Но не подумайте, друзья, что меня бросили. От этого негодяя, моего бывшего мужа, я ушла сама. Мне все говорили: «Как ты можешь?! Кто в наше тяжелое время бросает директоров макаронных фабрик?» А я его бросила!

– Как я тебя понимаю, – согласилась с ней Алина.

– Одиночество дало мне силы подняться на более высокий духовный уровень. Стать сильной личностью. А это немаловажно для творческой натуры. Я стала лучше понимать вас, художников, – она повернулась к Лавру. Тот сразу прекратил тереть ноющий укус рукой и закивал головой.

После продолжительного повествования о духовном развитии женской натуры на своем примере Роза согласилась повесить у себя в салоне парочку картин математика. Конечно, предварительно поглядев их сама. Для этого Лавр пригласил ее к себе домой, где, как он сказал, все стены были увешаны его творениями. Вот так раз, подумала Алина, меня-то он еще к себе не приглашал! С другой стороны, с чего бы это ей бежать к нему домой? Некрасиво как-то. Она лучше сходит вместе с Розой.

– Мы обязательно придем, – ответила она Лавру.

– Ты нам будешь мешать, – заявила Миклошевская, – мы, как два художника, заведем неинтересные для тебя разговоры…

Математик полностью поддержал ее отказ. Алина была им не нужна. Могли бы придумать что-нибудь получше. Ну, хотя бы договориться о встрече за ее спиной. Возможно, она просто все преувеличивает? Встретятся, поговорят два художника о своем хлебе насущном, интересы у них действительно общие, взгляды одинаковые. Ах, да. Взгляды. Они говорят красноречивее слов. Роза так впилась глазами в математика, что тот вжался в старый диван. Жаль, что у нее нет еще одного сиамского кота! С другой стороны, Алина добилась того, чего хотела. Лаврушка станет известным, все, кто попадал в руки к Миклошевской, обязательно были замешаны в каком-нибудь скандале или какой-то криминальной разборке. И об этом узнавал весь город. Только эта мысль лила бальзам на ее раненную предательством математика душу.

– Ты представляешь, – говорила Алина в тот же вечер Лане Львовой, – Козерог наставил козе рог!

– Какой козе?

– Мне, я – та самая коза. Прыгала вокруг него, проталкивала, блеяла.

– А что ты хотела? – Лана достала их настольную книгу. – Читай, здесь черным по белому написано, что Козероги – это козлы, упрямо карабкающиеся вверх. Козел он и есть козел.