Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Талисман? — спросил Андрей.
— Еще не знаю,— ответил Ивашин.— Может быть…
— Девочка подарила?
— Почти угадал. Жена. Тебе смешно?
— Жена? А, прости… Никому не говорить?
— Я этого не боюсь.
— Когда мне будет туго — отдашь его мне?
— Тебе оно нравится?
— Соколиное!
— Хорошо,— ответил Ивашин.— Но сначала надо его проверить. Вдруг оно приносит несчастье?
— Не может быть. Раз от жены — не может приносить несчастья. Ну, будь здоров! Привези обратно и пух и перья.
Первый полет Ивашина понравился даже инструктору, который вообще был строгим, придирчивым человеком. «Небо — не купол цирка,— говаривал он,— а самолет — не цирковая лошадь…»
Ивашин жил в затерянном на русской равнине маленьком городке, вдалеке от больших дорог. Город был скучноват, но зато небо почти ежедневно расписывали белыми полосами реактивные самолеты: это голубоглазые курсанты из другого, недальнего города пилотировали реактивные истребители. И Володя Ивашин, зная о существовании этого незнакомого еще ему города, с первых своих шагов по земле мечтал о небе, о белокрылых птицах с нептичьими скоростями.
…Рано утром он ушел из дома, отправился к реке и бродил там, в зарослях кустарника, слушал птичьи голоса. Потом искупался в еще прохладной свежей воде и растянулся на прибрежном песке.
В голубом, недосягаемом небе уже кружили маленькие зеленые, стрекотавшие, как кузнечики, самолеты.
Неожиданно его поразил пронзительный писк, вырвавшийся откуда-то со стороны и сверху. Он вскинул голову и сразу же увидел, что там, вверху, высоко-высоко, бьются две птицы. Это они издавали неприятные, пронзительные звуки. (В стороне носились другие птицы. Они то и дело подлетали близко к сражающимся, но не решались вмешаться, отлетали в сторону, метались, и все вместе они казались каким-то клубком, то рассыпавшимся, то снова сжимавшимся, как пружина. Но в центре неизменно оставались две птицы, и ни одна из них не сдавалась, не отлетала в сторону, не пыталась скрыться.
«Чья возьмет? — подумал Володя.— Конечно, коршун…» Он знал, что именно коршуны были хозяевами этого края, но редкие дикие соколы не хотели им уступать.
Володя вскочил и закричал. Клубок птиц распался, и одна из них медленно, словно сопротивляясь, падала на землю.
Вторая сперва взмыла вверх, но потом ринулась вниз, вслед за первой, догнала ее, и новые удары отбросили первую птицу в сторону. Она неловко перевернулась и отвесно упала в кустарник.
Коршун ринулся вслед. А Володя, схватив круглую гальку, бросил ее навстречу коршуну. Тот наткнулся на камень и с криком, немного пролетев, рухнул в воду.
Володя сквозь кусты побежал к месту падения сокола. Он не думал, что птица еще жива: знал, что, коснувшись земли, она все равно умрет.
По пути, наступая босыми ногами на колючки и обломанные ветки, прорываясь сквозь ивняки, он вдруг увидел длинное соколиное перо, и внезапно остановился, словно испугавшись, что переломит его, потом быстро наклонился, подхватил и побежал дальше.
Возле мертвого сокола сидела девочка в цветастом сарафанчике. Увидев чужие загорелые ноги, она подняла голову и спросила:
— У вас нет лопаты?
— Лопаты? — удивился Володя.
— Надо похоронить. Он заслужил.
— Заслужил,— растерянно ответил: Володя. Теперь он узнал девочку: это была внучка лесничего. Она приехала к своему деду откуда-то издалека.
— Надо вырыть ямку,— сказала девочка.
— Хорошо,— ответил Володя. Он наклонился, переложил сокола на опавшие листья, недолго посидел молча глядя на окровавленную птицу.
— Как тебя зовут?
— Володя.
— Володя, — повторила девочка.
Он пальцами разрыл песок. Девочка сорвала большой лист и положила его на дно. Володя переложил туда сокола, другим листом прикрыл птицу.
— Как вас зовут?— спросил он.
— Вика.
— Вика,— повторил он. Непроизвольно тряхнул головой, двумя сильными рывками засыпал ямку песком, потом выровнял песок над могилой погибшего сокола.
— Дай мне перо,— попросила Вика. Володя охотно отдал ей соколиное перо.— Я его буду хранить,— добавила она.— Ты куда? — почти испуганно воскликнула Вика, когда Володя поднялся.
— К реке. Вымыться нужно.— Он показал запачканные руки.
— Можно мне с тобой?
— Можно,— решительно ответил он.
Они пробрались к воде.
— Как ты попал сюда? — спросила Вика.
— Пришел. Ногами.
— Нет, я не об этом. Такое чудное место. Здесь можно купаться?
— Если не боитесь крокодилов.
— Не боюсь.
— Тогда я разрешаю.
— Вот спасибо! Ты здешний?
— Нет, я не из этого леса.
— Из какого?
— Из города.
— Ты не понял. Я думала, ты приезжий.
— Я родился здесь.
— В этом…— Она, видимо, хотела сказать — захолустье, но, увидев его внимательные глаза, осеклась и только улыбнулась.
— Вот именно,— сказал он,— в дыре.
— Ну, вот! Зачем же так? Моя мать тоже родилась здесь. Правда, я в Москве, но мама — здесь. Это не помешало ей защитить диссертацию по хирургии. И дедушка с бабушкой тут живут. Если уж на то пошло, то место рождения ничего не значит. Сколько людей родилось в глуши, а стали знаменитыми на весь мир.
— Обязательно нужно быть знаменитым?
— Нет. Я к слову сказала.
— Нет,— сказал Володя.— Место рождения многое значит. Почти все. Там ведь корни. На родине.
— Ты говоришь как взрослый.
Он разбежался по отмели, с шумом влетел в воду, поплыл к середине реки. Когда он повернул обратно, то увидел, что Вика плывет ему навстречу. Он присмотрелся, и ему понравилось, как она плыла. Девочка, умевшая плавать настоящим кролем, не могла быть безразличной для него, как и для всякого другого на его месте: в юности спортивные качества расцениваются очень высоко.
Володя вышел на отмель, оглянулся. Вика возвращалась к берегу.
По волнам, расходившимся от ее тела, скользили солнечные лучи, переливались, перекатывались, и ему показалось, что девочка оставляла за собой солнечный след.
Он побежал на песчаный склон, упал на песок, засмеялся — не над самим собой, а просто так, от обычной радости. И застыл, подставив спину солнечным лучам.
Вика вышла из воды и села невдалеке.
В небе все еще рокотали учебные самолеты.
— УТ-2,— сказал Володя,— Недалеко тут училище. Пятьдесят километров от нас. Знаменитые летчики там учились.
— Я знаю,— вдруг сказала Вика.— Мой
