Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я так тебя люблю.
— Понятное дело. Я же самый лучший, — хмыкнув, мужчина кратко ткнулся в ее макушку.
— И о-о-очень самоуверенный, — тихо рассмеялась Марина, отстраняясь и подходя к раковине.
— Нет. Просто я лучший для тебя. Согласись? — муж тут же пристроился рядом с полотенцем в руках, готовясь принимать вымытую посуду.
— Согласна. С чем же тут спорить? — Марина покачала головой и сдержанно вздохнула. — Они такие… славные.
— Эт точно. А еще и смешные. Делают вид, что ничего не произошло, а сами светятся, как новогодняя гирлянда. Тоже мне конспираторы!
Марина закивала, полностью поддерживая.
— И молчат, главное, как партизаны. Это наверняка Васятка со своими вечными придуманными сомнениями и страхами. Господи, вот чего она у меня такая мнительная?
— Она у нас не мнительная, а осторожная, — поправил Максим, натирая тарелку до блеска. — Старается раньше времени ничего не говорить, чтобы не сглазить. И так полгода вон страдала, что не получается. Всего полгода, а извелась.
— Ты тоже заметил? — Все же этот мужчина еще может ее удивлять.
— Мариш, она такая же моя дочь, как Сенька твой сын.
— Он не Сенька. А Сенечка, — укорила мужа Марина, и он привычно закатил глаза на это ее замечание. Вот сколько раз они спорили на данную тему за эти годы? Да кто бы считал! Его жена, может, в чем-то и сама покладистость, но только не в этом вопросе.
— Это для вас с Василисой он Сенечка. А для меня — Сенька, обалдуй и расп… кхм… разгильдяй, хоть и любимый, — упрямо возразил Максим. В ответ Марина брызнула в него водой с пальцев.
— Ты несправедлив к нашему ребенку. Он замечательный мальчик — верный и преданный сын, заботливый муж и, я абсолютно уверена, будет просто потрясающим отцом.
Ну, понеслось!
— Угу. Если рядом есть кто-то достаточно мудрый и терпеливый, чтобы периодически тормозить и урезонивать. Ох, непросто Васюне с ним приходится.
— Ничего подобного! — сунула ему очередную тарелку Марина. — Ты видел, как он вокруг нее вьется? И стульчик подвинуть, и ручку подать, и на самое удобное местечко посадить, и самый сладкий кусочек подложить в тарелку, пока отвернулась. Умора с ними. Смотрю на них, и глаза на мокром месте от умиления.
Да все он видел, какой отец пропустит подобное преображение собственного сына из эгоистичного мальчишки в способного заботиться о ком-то мужчину. Вот только Максим точно знал, что с таким характером Арсению над собой еще работать и работать. Зато Василиса, кажется, ну копия матери.
— Ну, она тоже… не отстает: Сенечка устал, Сенечка не может, у него завтра каталка, я спрошу у Сенечки, я без него не приеду… «Воны таки парованни, як горнятки мальованни…» как говорится.
Могло ли его сыну в жизни повезти еще больше? Вот очень вряд ли. Не приведи Бог ему хоть что-то испортить. Хотя Максим уже видел, что Арсений на изнанку себя вывернет, но постарается не накосячить.
Марина выключила воду и, быстро вытерев руки, обняла его вокруг тела, надежно располагая свою голову на его груди. Прямо напротив его сердца, в самом правильном месте в мире.
— Да, хорошие у нас детки, — прерывисто вздохнув, прошептала она. — И любят друг друга.
— Согласен. Лучшие. Как мы с тобой, — согласился Максим и тут же решил перевести тему. Переживания, хоть и приятные, пока опасны для его жены. Так что лучше уж переключить ее на дела насущные, такие, от которых глаза не слезятся сами собой. — Но! Вернемся к нашим баранам. Детскую где будем делать?
— Наверное, лучше в бывшей Васиной спаленке, — сразу откликнулась Марина. — Она выходит в наш дворик, будет и не шумно, и не пыльно.
— Принято. — Что касается быта Максиму и в голову бы не пришло с ней спорить. — Принято. Значит, этим займемся в первую очередь. Мне понравилось, как работали парни, которые нашу комнату делали. Позвоню им завтра же, договорюсь. Двор и бассейн оставим, пожалуй, на весну и лето — как раз и погоды установятся, и наши созреют сказать что путное. Тоже мне, шпионские страсти, мама дорогая…
— Ой, и не говори. Цирк с этой молодежью, — махнула рукой Марина, отстраняясь и возвращаясь к кухонной суете.
— Мариш, а ты уверена, что они к нам переедут? — потерев подбородок, глянул на нее Максим.
— Ну, сто процентов нет. Но девяносто девять — да. Они же понимают, что малышу лучше будет первые месяцы у нас. Что им в квартире делать? С коляской по лифтам таскаться, да в скверике у дороги прогуливаться, выхлопными газами дышать? А у нас море рядом, рукой подать, воздух свежий, пусть не такой, как в деревне, но однозначно лучше, чем в центре. Да и помощь наша будет нужна. Это же и ежу понятно. В тот же туалет отлучиться или в душ. Кто за манюней присмотрит эти пять-десять минут? А тут мы с тобой на подхвате. Или даже если я одна, все веселей. Супчик там сварить, диету помочь соблюсти. Ой, да столько всего…
На лице Марины появилось такое блаженно-мечтательное выражение, что Максим решил, что будет капать на мозги молодым долго и нудно, пока его жена не получит то, что так сильно хочет.
— А не скажут, что мы им мешать будем? Под ногами путаться, — пробормотал он, заранее обдумывая доводы для убеждения детей.
— Максимушка, у них в распоряжении будет весь второй этаж. Окна нашей новой спальни выходят на другую сторону, так что смутить они нас ну никак не смогут. — Как всегда, мысли у них с Мариной совпали полностью. — И потом — мы же с тобой разумные теща и свекр. Будем усиленно притворяться, что мы старенькие уже, подслеповатые, глуховатые, глуповатые…
— Ты старенькая? — не сдержавшись, он порывисто обнял свою любимую женщину со спины, снова и снова как все эти годы поражаясь ее шокирующей хрупкости, заворожившей его когда-то с первого взгляда и уже навечно. — Глупендра моя. Ты у меня вечно молода. И прекрасна, как роза в моем саду.
— В моем, — поправила она его.
— В нашем, — запросто согласился Максим.
— Кстати, насчет сада! — оживилась Марина.
— Я тоже уже об этом подумывал, — как всегда, подхватил ее мысль мужчина. — Ты не знаешь, на несовершеннолетнего ребенка можно оформить дарственную?
— Максим! Опять? — засмеялась Марина, разворачиваясь в кольце его рук.
— Что Максим? Забыла, что я присутствовал при том, как ты Василисе говорила, что в доме лучше жить, чем