Через 3 дня я получил электронное письмо с фотографией больного в обнимку с так называемым «бокалом» пива. В этот «стаканчик» можно было легко нырнуть с головой и плечами. Технически пациент не нарушил мое условие, и видели бы вы его довольную физиономию! Эта история постоянно напоминает мне, как важно оговаривать каждую мелочь. В итоге во время инструктажа пациентов я всегда указываю разрешенные порции еды и напитков в граммах.

Я провожу операции не только на печени. Сфера моей деятельности – это хирургические вмешательства на всем протяжении желудочно-кишечного тракта, от желудка до прямой кишки и заднего прохода. Я до сих пор вспоминаю одного из своих больных – известного адвоката, здорового и активного мужчину, у которого развился рак прямой кишки. Он обратился к врачу с жалобами на кровь в стуле. При пальцевом ректальном исследовании у мужчины было выявлено новообразование. Пациенту выполнили колоноскопию и взяли биопсию из плоской опухоли, располагавшейся на 5 см выше заднего прохода. После гистологического исследования был выставлен диагноз аденокарциномы. Пациент обратился к хирургу, который рекомендовал полное удаление нижней части толстой кишки, всей прямой кишки и заднего прохода. Такая операция называется брюшно-промежностной резекцией. Удаление прямой кишки требует выведения на брюшную стенку постоянной колостомы, что не понравится ни одному больному. Мой пациент-адвокат, которому было немного за пятьдесят, просто не мог принять, что его активному образу жизни наступит конец. В итоге он пришел ко мне за вторым мнением.

Мы обсудили с ним другую терапевтическую возможность: курс внутривенной низкодозовой химиотерапии в сочетании с облучением. Химиолучевое лечение проводилось каждый будний день в течение 5 недель. По завершении курса опухоль значительно уменьшилась в размерах. Затем я предложил пациенту операцию. Я рассказал больному и его жене, что теперь с вероятностью в 80 % можно выполнить низкую переднюю резекцию (НПР). В ходе этой операции удаляется большая часть прямой кишки, сигмовидная кишка и все регионарные лимфатические узлы. Тем не менее после вмешательства будет сохранен мышечный сфинктер, что позволяет пациенту контролировать акт дефекации. Я мог бы наложить анастомоз между левой половиной толстой кишки и оставшейся частью прямой кишки. Поскольку последняя в течение 5 недель подвергалась облучению, кишке может понадобиться 6–8 недель для заживления. Чтобы разгрузить анастомоз, я бы временно вывел на переднюю брюшную стенку небольшую петлю тонкой кишки, лишь на указанный период. В худшем случае (злосчастные 20 %!) в культе прямой кишки все еще могла оставаться опухоль. Тогда мне пришлось бы удалить ее полностью, а моему пациенту потребовалась бы постоянная колостома.

Он не пришел в восторг от такой возможности и начал торговаться со мной, чтобы, цитирую, «спасти свой зад». Я твердо оставался на своем – согласно теоретически обоснованным и проверенным на практике онкологическим принципам, необходимо удалять всю злокачественую опухоль, даже если это подразумевает БПЭ. Жена больного сразу приняла мою сторону. Через полчаса мне удалось убедить и самого пациента-адвоката. Больной вздохнул, покачал головой, но согласился с тем, что при необходимости я полностью удалю ему прямую кишку. Уже после подписания пациентом информированного согласия его жена рассмешила нас обоих, заявив: «Не переживай, он сделает все возможное, чтобы спасти твой зад».

Непосредственно перед самим вмешательством мне передали просьбу срочно позвонить в операционную. Медсестра захихикала в трубку и сказала: «Вам нужно кое-что увидеть, доктор». Мне это показалось странным. Когда я вошел, пациент посмотрел на меня, затем на медсестру и скомандовал: «Давай». Она стянула с него простыню. На животе пациента большими черными буквами было написано «Спасите задницу»!

Я был готов к такому повороту. Хирургическая маска спрятала улыбку, с которой я ответил: «Большинство людей считает, что все адвокаты ведут себя как задницы. Мне спасти ваш анатомический орган или Вас самого, представителя этой благородной профессии?»

Когда смех в операционной утих, я жестами показал анестезиологу, что можно начинать. Перед тем как наркоз окончательно подействовал, пациент все время повторял свою просьбу.

У этой сказки оказался счастливый конец: НПЭ с наложением временной илеостомы прошла успешно. Когда моего все еще храпящего пациента увезли в палату, я вышел поговорить с его женой. Она лукаво улыбнулась и спросила, было ли ее послание разборчиво написано. Я отметил ее прекрасный почерк, а затем пересказал наш диалог в операционной. Она смеялась до слез и бесконечно благодарила меня за спасение «этой задницы». Эта парочка запомнится мне надолго!

Через 6 недель после операции я закрыл илеостому, и работа желудочно-кишечного тракта пациента полностью нормализовалась. Я рад вам сообщить, что эта задница, то есть, конечно, адвокат, все еще жив, здоров и уже 16 лет не вспоминает о раке.

Homo sapiens, мы такой забавный вид. И как нами можно не восхищаться?

Сотрудничество: совместные усилия по достижению единой цели.

Спустя 8 месяцев после окончания резидентуры, когда я еще был совсем новичком на кафедре хирургической онкологии, пришло время для ежегодного заседания нашего Общества. Как самого младшего, меня оставили присматривать за пациентами и «в целом быть начеку». В первый же день заседания мне позвонил заведующий. Он забыл, что согласился принять группу итальянских хирургов, которые хотели посетить наше учреждение до начала основных мероприятий. Я спросил, когда они прибудут, на что услышал: «Они уже в моем кабинете».

Я сразу направился туда и встретил хирурга-онколога из Генуи и восемь молодых интернов из разных медицинских учреждений Италии. За обсуждением различных методов лечения рака мы провели в конференц-зале чуть более часа. Затем я повел их в операционную. Все девять хирургов переоделись и попытались занять местечко поудобнее, откуда было бы лучше видно, как я выполняю две резекции печени. После этого мы вернулись в конференц-зал. Еще час я отвечал на вопросы, затем мы поблагодарили друг друга, обменялись визитками и распрощались. Я подумал про себя: «Это был приятный опыт», и решил, что итальянская история окончена.

Через 3 месяца мне поступает звонок из Италии. Я был слегка удивлен, когда услышал одного из тех молодых хирургов, с которыми познакомился несколько месяцев назад. Он сообщил, что организовывает мультидисциплинарную конференцию по онкологическим заболеваниям желудочно-кишечного тракта в институте на юге Италии, и предложил мне выступить на ней с двумя лекциями. Максимально спокойным голосом я ответил: «Позвольте мне проверить свой график». Я положил телефонную трубку и примерно 10–12 секунд усердно стучал по клавишам на клавиатуре. С чувством выполненного долга я опять взял трубку и, едва сдерживая волнение, сказал: «Да-да, я думаю, что смогу поучаствовать». Мне отправили темы лекций и билеты, и через 4 месяца я вылетел в Неаполь. Это была моя первая поездка в Италию.