– «Росомахи» взяли вас к себе? – спросила мегера.

– Да. Куда им еще было меня девать? И слава богу, потому что иначе я бы, скорее всего, не выжил. Как я теперь понимаю, на Белом Зимовье после нападения жизнь налаживать было чрезвычайно трудно.

– У меня папа тоже учился в школе «росомах», – задумчиво сказала Яна, словно забыла, что уже говорила об этом вчера.

Мегера (впрочем, почему мегера? Сегодня она ни в малой степени не походила на женщину с таким характером)… няня Аня строго-предупреждающе глянула на воспитанницу, но та и сама больше ни словом не обмолвилась.

Обед продолжался тем же чередом. Няня расспрашивала Осетра о его жизни; кадет рассказывал то, что можно было рассказать (и больше не врал, просто отвечал: «Об этом я не должен говорить»); Яна в задумчивости ковырялась вилкой в тарелке.

А потом интерком объявил:

– Внимание! Господ пассажиров, следующих до Угловки, просим не задерживаться с завтраком. Стыковка с шаттлом через полчаса, отправление шаттла в десять часов по судовому времени. Посадка на шаттл с палубы Б через основной выход номер два. Стюарды проводят вас.

– Интересно, – сказала няня Аня. – Много ли преступников везет наш корабль?

– Преступников? – непонимающе уставился на нее Осетр.

И вдруг сообразил: ведь Угловку в просторечье называют Крестами. Здесь расположен центральный имперский лагерь отбывающих наказание преступников. Собственно, вся планета и представляет собой лагерь.

– Их тоже будут пересаживать на шаттл с палубы Б? – продолжала толстуха. – Не хотелось бы мне оказаться с ними рядом!

– Вряд ли, – сказал Осетр. – Думаю, за ними присылают специальный транспорт с охранниками. И высаживают с корабля через грузовую палубу. Они же лишены гражданских прав.

– А они не вырвутся? – Няня глянула на кадета с тревогой.

Осетр сдержал улыбку превосходства.

Эх, женщины, женщины!.. Ясно ведь, что даже если преступники вдруг и взбунтуются, то тут же будут изолированы в своем отсеке. А потом через вентиляцию пустят усыпляющий газ, и привет семье! Впрочем, до преступников наверняка доведены возможные меры противодействия при бунте, и смысла баламутиться им просто нет. Только срок себе набавишь! Вместо одного пожизненного станет два…

Осетр поделился этими мыслями с дамами. Мегера, пусть и не сразу, но успокоилась. А Яна, похоже, и вовсе думала о чем-то другом, поскольку никак не отреагировала.

А потом к столу подошел попутчик:

– Счастливо оставаться, молодой человек, – сказал он. – Я прилетел к месту назначения.

Он кивнул женщинам и за руку попрощался с Осетром.

«Интересно, – подумал Осетр, когда коммивояжер удалился, – как он тут продает грёзогенераторы, в этой дыре? Можно ли здесь заработать? Был бы торговцем, никогда бы в такое место не сунулся!»

Впрочем, заключенные тоже люди, и у них имеются потребности, а значит, непременно найдутся люди, желающие на этих потребностях заработать. На этом желании весь деловой мир держится.

– Это ваш знакомый? – спросила Яна.

– Нет. Попутчик. Делим с ним каюту. Вернее, делили…

Няня Аня тут же разразилась целой речью по поводу того, какие бывают попутчики. С некоторыми любо-дорого поговорить, а из иных слова клещами не вытащишь.

Уж сама-то она к последним явно не относилась…

Осетр с удовольствием бы предпочел, чтобы она трепалась поменьше. Собрать бы из таких дамочек дивизию да и сбрасывать к врагу в качестве говорильной бомбы! Заболтают насмерть! В былые времена, когда люди говорили на разных языках, такое оружие бы не сработало.

– Слушайте, – сказала вдруг Яна. – А нельзя ли с какой-нибудь смотровой палубы понаблюдать, как отлетает от нашего корабля шаттл?

– Смотровой палубы, по-моему, на транссистемниках нет, но существует обсервационный зал, где можно полюбоваться и местным светилом, и звездами. Пойдемте после завтрака?

Долго дам уговаривать не пришлось.

Если бы Осетр сказал, что в обсервационном зале было яблоку негде упасть, он бы покривил душой. Однако кое-кто из пассажиров полюбоваться космическим пейзажем все-таки притащился.

Расположились в удобных креслах, подняли глаза к «небу».

Веры – звезды, очень похожей на Чудотворную и, как утверждают, на материнское светило человечества, Солнце, – видно не было: она светила откуда-то из-за обреза видеопласта.

Зато приступающий к маневру стыковки с «Дорадо» шаттл был виден хорошо. Ближний борт его почему-то украшала эмблема «Галактических линий» – наверное, суда местной компании космического транспорта были заняты. Вот только чем? Вряд ли в эту дыру транссистемники забираются каждый день, а значит, вряд ли тут, кроме «Дорадо», могут находиться другие дальние суда.

И тут же мысленно хлопнул себя по лбу. Какие местные компании космического транспорта! Да их сюда по соображениям безопасности и на пушечный выстрел не подпустят! Исключительно «Имперские галактические линии», персонал которых проконтролировать гораздо проще! Нет, все верно. А то ведь суда местных компаний в прибежище беглых преступников превратятся…

Осетр пронаблюдал, как выдвинулись из корпуса «Дорадо» причальные штанги, как вытянулись навстречу шаттлу, принимая на себя его инерцию. Судно чуть вздрогнуло, и пришлось успокоить заволновавшихся вдруг дам.

– Нет, столкновения не произойдет, не волнуйтесь! Демпферы и не на такие усилия рассчитаны.

Конечно, Осетр понятия не имел, на какие именно усилия рассчитаны причальные сооружения «Дорадо», но разве есть основания сомневаться в квалификации инженеров, спроектировавших транссистемник? К тому же, он бы произнес последнюю фразу, даже если бы сомневался, – дамы, находящиеся рядом с кавалером, ничего и никогда не должны бояться. Таков порядок человеческих взаимоотношений, даже если вы находитесь на разных ступеньках социальной лестницы…

Впрочем, пребывающим рядом дамам космические пейзажи быстро наскучили. Еще не погасли колебания «Дорадо», а няня Аня уже оторвала взгляд от «неба», повернулась к воспитаннице и сказала, наморщив нос:

– Интересно, зачем Его величество повсюду таскает с собой цесаревича?

Яна тут же подхватила тему.

– А разве можно иначе? Ведь Константин – наследник, а значит, рано или поздно станет верховным главнокомандующим. Ему необходимо привыкать к жизни военного человека.

Цесаревичу Константину в нынешнем году исполнилось семнадцать лет. Однако выглядел он на все двадцать пять. По империи ходили слухи, что парень серьезно болен чуть ли не прогерией[1]…

Правда это или нет, было неизвестно – официальные средства массовой информации эту тему, разумеется, не обсуждали. И правильно – если слухи соответствуют действительности, зачем задевать лишний раз чувства несчастных родителей? А если неправда, опровергать слухи бессмысленно. Во-первых, на каждый чих не наздравствуешься. Во-вторых, опровержения, чаще всего, производят противоположный эффект – как говорит капитан Дьяконов, таков менталитет народа по отношению к власти. А в-третьих, император – не президент, его не выбирают, и ему вовсе не требуется нравиться электорату.