Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да?
– Вась… – Голос друга дрожал и, кажется, был заплаканным. Сердце Василия оборвалось. Что-то случилось. Очень плохое. За все годы дружбы он не слышал, чтобы Толик так разговаривал. – Приезжай. Пожалуйста.
– Сейчас такси вызову. Что случилось?!
– Я, походу, с ума схожу.
Когда Василий выбежал на улицу, такси уже ждало.
Рядом с подъездом Толика не горели фонари, Василий не сразу признал друга в темном силуэте на лавке.
– Что случилось?!
Толик поднял голову, в темноте Василий не мог разглядеть выражение его лица.
– Петух прокричал.
– Чего?.. Ты про фильм?
– Свет… Покажу.
Они подошли к подъезду, Толик приложил домофонный ключ к замку, на порог легла желтая полоска света.
Он зашел в подъезд, затрещало, свет замерцал и потух.
– Идем, идем.
Василий раскрыл рот и пошел следом. На каждом этаже свет гас, как только на лестничную клетку ступала нога Толика.
Они зашли в квартиру. На кухне горели свечи.
– Они держатся, но… Сам увидишь…
Толик подошел к ним. Яркие огоньки задрожали, как под порывом ветра, сморщились, уменьшились, потускнели до маленьких искорок.
– Твою… – выдохнул Василий. Толик всхлипнул и ушел в комнату.
Работал телевизор, горел монитор. Они не погасли, но яркость явно снизилась.
Толик упал на диван.
– Я задремал. Мне снилась… Мне снилась Диана Романовна. Что я сижу в ее квартире. Она сказала, все дело в нарезках. В фрагментах. Я запомнил всё. Блин, до последнего слова. Я сны не запоминаю же вообще, а тут…
– Что конкретно она сказала?!
– Ерунду. Нарезая, перемешивая, мы ненадолго ослабляем Контроль… Его цепи не так давят на нас… На эти мгновения остаемся только мы, только наша воля. Это и есть свобода. Потом Контроль снова застынет и зафиксирует, сделает твердым, реальным, что мы успели наворотить, но в момент нарезок он… ослаблен… и… «лишь нам выбирать, а мы уже выбрали». Так и сказала. А потом… Потом меня разбудил крик петуха. Я подскочил. Приснится же херня, думаю. Как из ее сценария… Включаю свет, и петух кричит опять. Громче. В комнате со мной. И…
– Свет погас.
– Да.
Этого не было в фильме, но описывалось в сценарии. С криком петуха приходит темнота, однако из-за невозможности наладить освещение от идеи пришлось отказаться. Василий обыграл это в медленном затемнении, но…
– Ты думаешь, это фильм? – спросил он.
– А что еще, по-твоему?! – развел руками Толик. – Мы его закончили, и происходит… это! Сон! С ней! Запомнил каждое слово! И, слушай, слушай, пленки… они не испортились за все время! Не размагнитились! Вот мать его! Сука! Точно они! Сука! Слушай, я не схожу с ума, сам все видишь. Или спишешь на перепады напряжения именно рядом со мной, на хер?!
– Я верю! Просто пытаюсь понять… Фильм не проклят. Мы прекрасно проводили время и…
– Но вот сейчас, сразу после того, как мы выложили его, происходит это! И она мне снится! И сраные бессмертные кассеты… Классический сюжет для ужастика, нет? Спусковой крючок для проклятия, порчи или чего там!
– И на хера ей нас проклинать?!
– Да, может, не нас. Просто злость! Слушай, она же самоубийца… Сука! Я! Не! Знаю! Понятно?!
Василий принялся ходить взад-вперед.
– Я боюсь… – продолжал Толик. – Дальше ведь собака, да? А потом…
– Нет! Фильм удалил?
– Ты спрашиваешь?! Первым делом. С Ютуба, с жесткого диска, с флешки. Так… Надо это и у тебя потереть.
Василий кивнул:
– И файлы в ателье. И пленки. Сожжем их.
– Да… Да… Поехали. Быстро.
В комнате раздался лай.
Собака вышла из тени прихожей, встряхнулась, обнажила белоснежные клыки и низко зарычала. Ее глаза были совершенно черными, цветом почти сливались со шкурой.
Собака сделала шаг.
Василий отступил, запутался в ногах, упал. Толик закрыл лицо руками и плакал.
Собака подошла к Василию, гавкнула прямо в лицо, из пасти несло паленым мясом, дымом, водкой.
Василий не пошевелился, стиснул зубы и, сдерживая стон, смотрел в ее глаза. В одно мгновение его выдернули из обычной жизни в фильм ужасов, но вместе с этим глубоко внутри он осознал, что ждал этого момента, знал, что все дороги, суммы всех ошибок, все фрагменты и несобранные льдинки должны привести сюда, к холодному дыханию псины, к ее немигающему взгляду.
По хребту бежало электричество, в животе тянуло, Василий отполз, собака шагнула следом.
Псина нависла над ним и гавкнула громче, на лицо капнули ледяные брызги слюны, в ее глазах запылали оранжевые огоньки.
– Она хочет, чтобы ты ушел, – тихо сказал Толик. – Со мной все. Беги. Лай прогоняет чужих. Она гонит тебя…
«Спасибо, без тебя, на хер, не догадался бы», – подумал Василий, поднял дрожащую руку и… кончиками пальцев дотронулся до морды собаки. С криком отдернул.
Шерсть была горячей, показалось, что он сунул пальцы в костер.
Собака зашлась диким лаем. Но не кидалась. Стояла на месте. В глазах-окнах плавали картинки, сменялись одна другой, как в слайд-шоу. Вот Лена падает на бетонный пол рядом с Вовкой, с лестницы валит дым, огонь пока не виден, но уже…
Василий медленно встал и пососал обожженные пальцы, посмотрел на плачущего Толика:
– Собака лает, караван… Толь, где ключи?
– А?..
– Очнись, твою мать! Где ключи от машины?! Я поведу. Что-то мне подсказывает, это добро пойдет за нами…
– Ты… Я… Уходи!
– Лай прогоняет чужих, помнишь? Я – не чужой, Толь. Я не уйду.
Василий почувствовал мрачное торжество, адреналин прогнал страх.
Он схватил со шкафа первую попавшуюся книжку и с размаху запустил в собаку. Та с гавканьем увернулась от томика Берроуза.
Василий рассмеялся, подошел к псине, и она отступила на шаг. Появилось желание хорошенько пнуть ее в бочину.
– Ничего ты не сделаешь. Ни хера, слышишь?! Это ведь не по сценарию, ты только тявкать можешь. Гав, сука! Гав! Иди в жопу! Ну, бог гондоний, гавкни еще раз, а то я не понял! Гав, мразота! – Он выдохнул, вытер со лба пот и сказал тише: – Поднимайся, Толь…
– Я, кажется…
– Подмоешься! Где ключи?!
Они сели в машину через полчаса, перед уходом Толик вытащил из компьютера жесткий диск и сунул в микроволновку.
Собака появилась на заднем сиденье на середине пути, хотя Василий захлопывал перед ней дверь.
Порой она полаивала, и тогда салон попеременно заполняла вонь гари, водки, сожженных тел. Не помогали открытые окна. Василий посмотрел в зеркало заднего вида. В глазах собаки по-прежнему мелькали картинки. Вот он лежит на диване, а Вовка толкает папу в бок, пытаясь разбудить…
Василий отвернулся.
Семнадцатый
…Два мальчика, один худой и черноволосый, другой рыжий и полный, Вася и Толька, сидят