Смотрю на Владу Юрьевну, вот она – один шаг между нами и неперейти его. А в ней ни жилочка не дрогнет, ни жилочка. Сфинкс! Тайна! Вроде быей такое известно, до чего нам, мудакам, не допереть, если даже к виску молотокприставить. Однако беру психику в руки.

– Вы, Николай, не смущайтесь, ни о чем не беспокойтесь.Если хорошо кончится, вы дадите ему имя. Я вас понимаю… Все это немногогрустно, но наука есть наука.

И чтобы не заплакать, я ушел в свою хавирку, лег, мечтатьстал о Владе Юрьевне, привык на нарах таким манером себя возбуждать.Мастурбирую и «Далеко от Москвы» читаю. В лаборатории вдруг какой-то шум. Ябыстро струхнул в пробирку, выхожу, несу ее в руке, а там, блядь, целаяделегация: замдиректора, партком, начкадров и какие-то, не из биологии, люди.Приказ читают. Кизме лабораторию упразднить, лаборанток перевести в уборщицы, ана меня подать дело в суд – ни хуя себе уха – за очковтирательство, прогулы изанятия онанизмом, не соответствующие должности референта. А за то, что яуборщицей по совместительству, содрать с меня эти деньги и зарплату до судазаморозить.

Я как стоял с малофейкой в руках, так и остался стоять.Ресничками шевелю, соображаю, какие ломаются мне статьи, решил уже – стодевятая – злоупотребление служебным положением, часть первая. А замдиректораеще чего-то читал про вредительство в биологической науке, и как Лысенко ихразоблачил, насчет империализма-менделизма и космополитизма. Принюхиваюсь –родной судьбой запахло, потянуло тоскливо. Судьба моя пахнет сыро, вроделистьев опавших, если под ними куча говна собачьего с прошлого года лежит.

– Вот он! Взгляните на него! – замдиректорапальцем в меня тычет, – взгляните, до каких помощников опустились нашигоре-ученые, так любившие выдавать себя за представителей чистой науки. Чистаянаука чистыми руками делается, господа менделисты-морганисты!

Челюсть у меня – клацк! Пиздец, думаю, тут окромясобственной судьбы еще и политикой чужой завоняло. С ходу решаю уйти в глухуюнесознанку. С Менделем я не знаком, на очной ставке так и скажу, что в первыйраз вижу и что таких корешей «Политанией» вывожу, как лобковую вшу. А насчетморганизма прокурору по надзору скажу прямо, что моей ноги в морге не было и небудет, и мне не известно, ебал кто покойников или не ебал. Чего-чего, аморганизма, сволочи, не пришьете. За него больше дают, чем за живоеизнасилование. Это ты уж у прокурора спроси, извилина у тебя одна, и та нажопе, причем не извилина, а прямая линия. Не перебивай, лох корявый!

Прибегает академик, орет: «Сами мракобесы!» а замдиректораберет у истопника ломик и – шарах! – этим ломиком по искусственной пизде.

– Нечего, – говорит, – на такие установкинародные финансы тратить.

Пробирку у меня из рук вырвал, выбросил, гад такой, вфорточку. Из этого я вывел, что он уже не зам, а директор института. Так ибыло. Кизма вдруг захохотал, академик тоже, Влада Юрьевна заулыбалась, народунабилось до хера в помещение, академик орет:

– Обезьяны! Троглодиты! Постесняйтесь собственныхгенов!

– У нас, с вашего позволения, их нету. У насклетки! – отбрил замдиректора. – Признаетесь в ошибках?

Потом составляли кому-то приветствие, потом на заемподписывали, и меня дернули на заседание научного совета. И вот тут началасьдругая свадьба, убрали говно собачье из-под осенних листьев, выкинул я егособственными руками. Но по порядку…

Поставили меня у зеленого стола и вонзились. Мол, зададутмне несколько вопросов и чем больше правды я выложу, тем легче мне будет, какпростой интеллигентной жертве вредителей биологии. Задавать стал замдиректора.

– В каких отношениях находится Кизма с Молодиной? Писалли за нее диссертацию и оставались ли одни?

Я тебе разыграл допрос по порядку.

– В отношениях, – говорю, – научных. На моихглазах не жили.

– Говорил ли академик, что сотрудники Лепешинскойтолько портят воздух?

– Не помню. Воздух все портят, только одни прямо, адругие – исподтишка.

– Вы допускали оскорбительные аналогии по адресу МамлакатМамаевой?

– Не допускал никогда. Уважал с детства.

Я сразу усек, что донос тиснула одна из лаборанток. Большенекому.

– Кизма обещал вам выдать часть Нобелевской премии?

– Не обещал.

– Кто делал мрачные прогнозы относительно будущегонашей планеты?

– Не помню.

– Как вы относитесь к бомбардировке вашей спермынейтронами, протонами и электронами?

– Сочувственно.

– Обещал Кизма сделать вас прародителем будущегочеловечества?

– На хуй мне его надо? – завопил я. – Первымпо делу хотите пустить?

– Не материтесь. Мы понимаем, что вы жертва. Что сказалакадемик насчет сталинского определения нации?

– По мне все хороши, что жид, что татарин, лишь быложных показаний на суде не давали.

– Почему вы неоднократно кричали? Вам было больно?

– Приятно было, наоборот.

– Вам предлагали вивисекцироваться?

– Нет, ни разу.

– Вы знаете, что такое вивисекция?

– Первый раз слышу.

– В чем заключалась ваша… ваши занятия?

– Мое дело дрочить и малофейку отдавать. Больше яничего не знаю.

– Как относились сотрудники лаборатории к Менделю?

– Исключительно плохо. Неля даже говорила, что они вовремя войны узбекам в Ташкенте взятки давали и вместо себя в какой-то Освенцимпосылали. И что ленивые они: сами не воюют, а дать себя убить – пожалуйста.

– Как проповедовался морганизм?

Началось, думаю. Самое главное, вспомнил, как Влада Юрьевнаговорила, что было бы, если бы дядя Вася в морге рыдал над каждым трупом. Сходу стемнил:

– Это что за штука, морганизм?

– Вам лучше знать… и т п.

– Кто с уважением отзывался о космополитах?

– Это кто такие? Первый раз слышу.

– Выродки, люди, для которых не существует границ.

Пиздец, думаю, сейчас надо предупредить международного урку.

– Сколько часов длился ваш рабочий день и сколькоспирта вы получали за свою трудовую деятельность?

Ну, думаю, пора принимать меры. Затрясся я, надулся досиневы, прибегаю к другому концу стола и хуяк в рыло администратору полнуючернильницу чернил. Хуяк, значит, в эпилепсию. Упал, рычу. Пену пускаю, ногамиколочу, завкадрами по яйцам заехал. Кто-то орет: «Язык ему быстрее убрать надо,задохнется, зубы быстрей чем-нибудь железным разжать!» кто-то сует мне междузубов часы карманные. Я челюстью двинул, они и тикать перестали. Глазами вращаюбессмысленно. Эпилепсия первый класс, по Малому театру! Перестарался, подлюга,затылком ебнулся об ножку стула и начал затихать постепенно. А вокруг менядержат совет. Чтоб сору из избы не выносить, Западу пищу не давать – скоруюпомощь вызвали.