Это письмо направил на мое имя следователь таможенной полиции Великобритании Кристофер Константин, долгие годы занимавшийся делом Гиббинса и искренне стремившийся к тому, чтобы последний оказался на скамье подсудимых. Естественно, я не мог помочь ему в получении нужных материалов, потому что не имел к ним никакого доступа. Наши полномочия в своих странах были абсолютно разными.

Дело о 140 миллиардах было последним в моей более чем 20-летней работе на следствии. Я уволился со службы в Прокуратуре СССР в январе 1992 года, когда было принято решение о ее ликвидации и прокурор РСФСР Степанков по своему усмотрению выбирал, кого из бывших работников центрального аппарата союзной прокуратуры он возьмет на работу, естественно со значительным понижением в должности. Определяющим критерием было отношение к новой демократической власти и заслуги в содействии свержению «тоталитарного режима».

– Вы не должны уходить с работы, которая была вашим призванием и которой отданы лучшие годы жизни, – сказал мне заместитель генерального прокурора СССР Владимир Иванович Кравцев в январе 1992 года. – Соглашайтесь на любую должность.

– Владимир Иванович! – сказал я ему на прощание. – Придет время, и вам, как честному и глубоко порядочному человеку, придется принимать неправедные решения, вытекающие из политической конъюнктурщины в борьбе за власть и большие, очень большие деньги. Перебороть себя вы не сумеете, и расплата последует незамедлительно.

Последний раз с адвокатом Кравцевым мы встретились и вспомнили о прошлом весной 1995 года.

В конце 1991 года не стало Советского Союза – страны, в которой я родился и вырос, получил специальное образование и которой служил честно и бескорыстно в течение семи тысяч шестидесяти дней.

Мы дети своего времени. На мою долю выпало видеть могущество и разрушение великого государства, сопровождающееся сменой шести генеральных секретарей ЦК КПСС, крушением коммунистической системы, жесточайшими межнациональными конфликтами, трагической гибелью десятков тысяч сограждан. Конца этому не видно.

Воспоминания детства эпизодичны. Комната в коммунальной квартире, где на все праздники собирается многочисленная родня. 1 мая и 7 ноября отец берет меня на парад. Музыка, флаги, приподнятое настроение окружающих. Жили небогато, но вообще-то нормально.

Проснувшись однажды утром, вижу плачущую маму и хмуро вышагивающего из угла в угол отца.

– Почему ты плачешь? – спрашиваю маму.

– Сынок, умер Сталин, – ответили мне.

То, что Сталин у нас самый главный, я, несмотря на пятилетний возраст, знаю хорошо. Внушили. На меня надели черного цвета костюмчик и отвели, как всегда, в детский сад. Там между нами, мало что понимающими детьми, ходили заплаканные воспитательницы и нашивали на левую сторону груди черно-красные треугольнички.

Умер вождь. Мне говорят, что все мы когда-нибудь умрем, как дядя Вася – муж маминой сестры. Отчетливо помню гроб с покойником и батюшку, отпевающего отошедшего в мир иной. Печальная и вместе с тем какая-то величаво грустная церемония. «Наверное, так будут хоронить Сталина», – думалось мне.

Нет. В полдень тишину города взорвали вой заводских сирен, пронзительные гудки паровозов и клаксонов автомобилей. Жутко все это было слышать.

«Дорогие товарищи и друзья! Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет министров СССР, Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся, что 5 марта в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался председатель Совета министров Союза ССР и секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин.

Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа…

Бессмертное имя Сталина всегда будет жить в сердцах советского народа и всего прогрессивного человечества…»[6]

Те дни запомнились великой скорбью огромной страны. В большинстве своем люди горевали искренне. Через годы я узнал, что в день похорон вождя, как и при коронации последнего русского императора, в Москве погибли сотни москвичей. Они пришли проводить в последний путь своего кумира, но умирали и были покалечены в жуткой давке на центральных площадях и улицах столицы. И еще запомнилось, как взрослые спрашивали друг друга: «Что теперь с нами будет?» Нам же, детворе, внушали: «Сталин жил! Сталин жив! Сталин будет жить! Ничто не сотрет его имя в памяти народа!»

Для генералиссимуса последним пристанищем стал Мавзолей на Красной площади, где в установленные дни советские люди и иностранцы могли лицезреть забальзамированный труп властолюбивого и жестокого человека. Сегодня мало кто помнит, что после смерти Сталина было принято иное решение о месте его захоронения.

«В целях увековечения памяти великих вождей Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина, а также выдающихся деятелей, захороненных на Красной площади у Кремлевской стены, соорудить в Москве монументальное здание – Пантеон – памятник вечной славы великих людей Советской страны. По окончании сооружения Пантеона перенести в него саркофаг с телами В. И. Ленина и И. В. Сталина, а также останки выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных у Кремлевской стены»[7].