Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что, оглохла? — ее лицо багровеет. — Снимай лохмотья!
Сглатываю от волнения.
— Пусть мужчины выйдут, — требую, обретая голос, а для пущей убедительности вздергиваю подбородок.
Только мое упрямство вызывает лишь ядовитую ухмылку и презрение в женском взгляде, обещающем мне много страданий.
Она делает жест рукой и рывками начинает сдирать с меня джильбаб, ворча себе под нос, что все мы хотим роскошной и легкой жизни при дворце. Но мне она обещает, что сделает все, лишь бы я не добралась до господина, а за еще одно непослушание обеспечит мне заточение в подвале.
Где я согрешила, что так быстро попала в черный список этой женщины? Правда, когда замечаю в дверях того самого человека, с которым я попала в песчаную бурю, пазлы в голове начинают складываться… Зураб, кажется, так его зовут.
Как только меня лишают последнего клочка одежды, он наконец отдает распоряжение, после чего в помещении остаются только двое: я и гадюка, она же и есть та самая Зарема.
Сжимаю челюсти и прикрываю наготу волосами, рассыпавшимся по спине и плечам. А потом я замечаю, как завистливо вспыхивают глазища Заремы.
Будь ее воля, содрала бы их с меня вместе со скальпом и сожгла. Но, видимо, таких привилегий у нее нет.
Злая она, я буквально задыхаюсь от ее ненависти, доставшейся мне авансом.
Всевышний, дай мне сил вынести все, что уготовит мне жизнь в этом дворце.
Невольно в памяти всплывают слова старой Магры о поджидавшей беде. Правду говорила старуха, а мне от этого осознания не по себе становится, потому что вспоминаю и другие ее бредни…
— Ты знаешь, сколько через меня прошло? От наложниц и танцовщиц до фавориток? — язвительный тон возвращает меня в реальность. — Тьма! Только вот последней не так легко стать. А таких выскочек, как ты, прыгающих от одного господина к другому, здесь не любят. И ты надолго не задержишься. Сегодня господин покажет тебе твое место, и оно будет в самом низу, как только он убедится в твоей распутности. А теперь вымойся и готовься к осмотру.
Зарема не прекращает плеваться в меня желчью, а я, глотая ее колкости, забираюсь в теплую воду, чтобы как можно скорей скрыться от презирающего взгляда. И даже мочалка не помогает смыть невидимые ожоги позора, вновь обрушившегося на меня.
Но, оказывается, мои испытания начинаются только после того, как я выбираюсь из ванны.
Грубыми руками женщина начинает осматривать мое тело, нехотя нанося мазь на поврежденные участки кожи, да так, что я порой не сдерживаю мучительного шипения.
— Забирайся, — новое распоряжение, которое выполнять я не собираюсь, когда понимаю следующий этап осмотра.
— Нет, — слетает с моего языка быстрее, чем я успеваю решиться на дерзость.
Зарема даже прекращает вытирать руки от мази, впиваясь в меня острым взглядом. Ноздри раздуваются от злости, а лицо становится еще недовольней, чем когда я отказалась раздеваться. Кажется, ее начинает даже потряхивать от раздражения.
— Ох, ну и склочная ты девка! Ноги раздвигай! А то не поздоровится!
— Не буду! — цежу я, стискивая кулаки до онемения в пальцах.
Ее тонкие губы кривит раздраженный оскал, а я, даже не прикрываясь, выдерживаю на себе ее липкое презрение. Я не дура, да и догадаться несложно, что она намерена превратить мою жизнь в ад.
Женщина бросается в мою сторону, а я каким-то чудом отскакиваю и, разбив попавшуюся под руку бутылку, подставляю осколок к своему горлу, вынуждая злобную гадюку замереть как вкопанную. Глаза, распахнутые в ужасе, будто смотрят сквозь меня.
— Еще шаг, и я проткну себе глотку! — цежу я сквозь зубы, окончательно теряя контроль над своим разумом. — Дура я, не подходи, ясно?!
Внутри все противится коварной судьбе, пытающейся закинуть мне на шею удавку. Адреналин буквально вспарывает горящие вены, наполняя мое тело какой-то необъяснимой силой. А сердце сходит с ума, заглушая все вокруг и превращая меня в один сплошной ком нервов.
— Зарема. Оставь нас, — внезапно раздается позади до жути спокойный мужской голос. Но этого оказывается достаточно, чтобы разъяренная женщина вмиг спрятала глаза и покорно выполнила приказ. Я же превращаюсь в ледяную статую, когда узнаю, кому принадлежит этот зычный голос.
Глава 3. Грязь не намерена подчиняться тебе
Шаги Заремы стихли, оставив мне шум собственного перепуганного сердца. У меня что, судьба такая? Встречаться с этим мужчиной, будучи обнаженной? Но самое ужасное, что я не в силах даже прикрыться от него. Боюсь, любое движение может стать последним, потому что сейчас мы одни. А его промедление напоминает опахало, с каждым взмахом которого воздух накаляется до горящих искр и проникает в самые недра легких. Я горю. Так и есть. Не знаю, сколько проходит времени, пока я принимаю свое ничтожное положение, но усиливающееся покалывание на коже буквально кричит о том, что мужчина пожирает меня взглядом, а шорох свидетельствует о неизбежной близости…
Вздрагиваю, когда ощущаю тепло мужского раскаленного дыхания на своем плече, на мгновение сердце перестаёт биться, забравшись куда-то под ребра. А потом Тень делает то, что пугает меня ещё больше и противоречит всем его предыдущим высказываниям обо мне: он практически касается носом моей кожи и медленно вдыхает мой запах, выпуская из своих глубин какой-то поистине животный звук, от которого волосы дыбом становятся, а мне и вовсе исчезнуть хочется.
Хмыкает, неспешно распрямляя плечи позади меня, но остается в такой же близости. Могу судить это по тени, возвышающейся надо мной. И жару, исходящему от него, что подобно металлическим иголкам пробирается под кожу, будто там спрятан магнит, притягивающий каждый вздох мужчины.
— Пахнешь цветами, а не грязью, — его голос жестокий, грубый и звучит так близко, что парализует, в то время как шероховатые пальцы уже завладевают новой территорией, с удивительной нежностью пропуская прядь моих влажных волос. — Но твоя грязь глубже, ее не смыть водой. — Сглатываю, чувствуя, как он ведёт вдоль позвонков большим пальцем. — Что мне с тобой делать?
В груди немеет от того, как быстро колотится мое сердце.
—Лучше умереть, чем считаться грязью и падшей
