Диана, отчаянно желая накинуться с кулаками на Тима, часто говорила сама с собой.

«Привет! Дорогой! Принеси, пожалуйста, губку — кажется, я пролила маленькую миску с водой из мозга нашей дочки. О, так ты ушел совсем? Ну да ладно, я сама принесу».

Сердце Дианы не знало, в какую сторону ему метаться. Она разрывалась между надеждой и яростью, любовью и страхом. Она ненавидела Тима за то, что он сбежал, Алана за внешнее сходство с братом, всех врачей за то, что они могли продлить жизнь Джулии, но не были способны вылечить ее. Но Диана любила Джулию всем своим существом. Ее дочь была невинна и непорочна.

Джулия не могла ходить, держать вещи, есть твердую пищу. Она уже никогда не вырастет. Ее конечности выглядели скрюченными и сломанными; кости в ее теле были искривлены. Тело было ее тюрьмой и ограничивало ее буквально во всем.

Все ее органы были расположены неправильно. Большая часть тех ранних операций потребовалась, чтобы заново соединить ее желудок, мочевой пузырь, кишечник и защитить выпячивающийся мешок на спинке, в котором содержались оболочки головного мозга и спинной мозг ее малышки. Джулия была ребенком-кошмаром для любой беременной матери, и Диана любила ее так сильно, что порой ей казалось, что ее собственное сердце вот-вот расколется на части.

— Ты в порядке? — спросил Алан.

— Просто осмотри ее, — покрывшись испариной, сказала Диана. — Пожалуйста, Алан.

Она сняла с Джулии одежду, оставив на ней только футболку и подгузник. Они были в этой комнате, на этом самом столе, уже много раз. Сейчас Алан хмурился, его чувства были уязвлены. Диана хотела извиниться, но у нее свело горло. Ее желудок выворачивало наизнанку: она была жутко расстроена, ее одолевали страхи и дурные предчувствия, и единственное, что могло облегчить ее страдания, — это ободряющие слова Алана после обследования.

Расстегнув футболку Джулии, Алан приложил серебряный диск к ее впалой груди. Его волнистые каштановые волосы постепенно седели, а очки в стальной оправе съезжали с носа. Частенько в его карих глазах присутствовало загадочное, отстраненное выражение — словно его мысли были заняты раздумьями о высоких материях, но в этот момент он полностью обратил свое внимание на сердце Джулии.

— Ты что-нибудь слышишь? — спросила она.

Он не ответил.

Диана до боли прикусила губу. Это была часть осмотра, которой Диана боялась больше всего. Но она смотрела на него, борясь с волнением и не мешая ему работать.

У Джулии было крохотное тело — ее небольших легких и почек как раз хватало, чтобы сохранять ей жизнь. Если бы она скоро перестала расти, как это предсказал эндокринолог, то таких органов для нее было бы достаточно. Но если она подросла бы хоть на дюйм, ее легкие не справились бы с напряжением, и остальные системы ее организма тоже отказали бы.

— Сегодня у нее хорошее, отчетливое сердцебиение, — сказал Алан. — Ее легкие тоже работают нормально.

— Правда? — спросила Диана, хотя знала, что он никогда не лгал им.

— Да, — ответил он. — Правда.

— Так хорошо или нормально?

— Диана…

Алан никогда не обещал исцелить Джулию. Прогноз течения ее болезни менялся с каждым годом. Вся жизнь Джулии проходила в ожидании того переломного момента, когда она поправится. Иногда Диана не справлялась с напряжением. Ей хотелось пролистать книгу до последней страницы и узнать, что там в конце.

— На самом деле хорошо? — спросила она. — Или нет?

— На самом деле хорошо, для Джулии, — ответил он. — Ты же знаешь, это все, что я могу сказать тебе. И ты лучше любого специалиста понимаешь, что это означает.

— Моя Джулия, — сказала Диана. Новости были настолько хорошими, насколько она ожидала их услышать. На какое-то время она онемела. Волна облегчения окатила ее, и она испытала непреодолимое желание со всех ног помчаться в доки, запрыгнуть в шлюпку и грести по ветру до полного изнеможения.

— До сих пор, — сказала Диана, в ее глазах блестели слезы, — я лишь хотела, чтобы она росла.

— Я знаю… Как у нее с питанием?

— Хорошо. Прекрасно. Молочные коктейли, куриный суп, она все время ест. Правда, дорогая?

Джулия посмотрела на них со стола. Взгляд ее огромных глаз блуждал между Дианой и Аланом. Она глядела на свою мать с чем-то вроде радости и обожания. Ее ручка поднялась, потянувшись к щеке Дианы. Как всегда, Диана не была уверена, хотела ли Джулия прикоснуться к ней или ее движение было обыкновенным рефлексом, но она наклонила голову и позволила маленьким пальчикам дочери потрогать ее лицо.

— Гааа, — сказала Джулия. — Гааа.

— Я знаю, — ответила Диана. — Я знаю, любимая.

Диана верила, что у ее дочки была очень нежная душа и что, несмотря ни на что, Джулия могла проявлять глубокие эмоции. Чуть раньше, в приемной, когда остальные мамаши таращились на нее, Диана стала ей подпевать, чтобы Джулия не чувствовала себя одинокой и не смущалась.

Одиннадцать лет назад она дала своему искалеченному больному ребенку самое лучшее, самое достойное имя из всех, что смогла придумать: Джулия. Не Меган, Элли, Дарси и даже не Люсинда, как звали мать Дианы, а Джулия. Имя, предназначенное для значительного, прекрасного человека. Диана никак не могла забыть малыша, смотревшего на Джулию сквозь стекло палаты новорожденных: малыш расплакался, увидев, что Джулия — ужасный монстр.

Джулия тяжко вздохнула.

Диана взяла ее за руку. В грезах о материнстве она представляла себе, как будет читать, рисовать и играть со своим ребенком. Они придумывали бы семейные сказки, ничем не хуже сказок из библиотеки. Ребенок Дианы стал бы вдохновлять ее в изготовлении игрушечных домиков. Вместе они бы росли и менялись. Успехи ее малышки, ее творческое и интеллектуальное развитие приносили бы Диане невообразимую радость.

— Вот моя девочка, — сказал Алан, нагнувшись, чтобы поцеловать Джулию. При этом его голубая рубашка натянулась на сильной спине. И теперь, когда обследование осталось позади, включились другие чувства — еще одна причина, по которой ей было нелегко находиться рядом с Аланом. Диана сложила руки на груди.

Она видела его мышцы, его плоский живот. Из-под воротника выглядывала его шея. Глядя на него, она ощущала колики в животе. Она мысленно вернулась в день их знакомства. К ее изумлению, он пригласил ее на свидание. Диана была застенчивой девушкой, и молодой доктор одновременно очаровывал и пугал ее. Но потом она предпочла его брата — ведь встречаться с ловцом омаров было гораздо интереснее, не так ли? Однако жизнь надолго связала Диану и Алана, и она не могла отвести глаз от его тела. Боже мой, думала она, мучительно желая, чтобы ее обняли.

— Не могу поверить, что Люсинда уходит на пенсию, — сказал Алан. — Вам с Джулией повезло — будете проводить с ней больше времени.

— Я знаю. — Мать Дианы была городским библиотекарем, и хотя она увольнялась в июле, люди уже начинали скучать по ней.